Алекса Ким
КРИО [1] «Kryo» (нем.) — криогенный.
Сира.
Я чувствую себя легко… почти невесомо. Даже подушка, на которой сейчас покоится моя голова, кажется мне просто воздушной. Где-то глубоко в своем подсознании я знаю — это конец. Вот почему я из последних сил стараюсь держаться за малейшие крупицы физических ощущений, даже если это мучительная агония и неконтролируемый страх. Для меня они сейчас — последние шелковые ниточки, что еще связывают меня с этой, казалось бы, совершенно ничтожной жизнью.
С моих губ срывается обреченный вздох… А может, мне все это просто кажется? Вполне возможно… Могу же я его просто слышать в своей голове? Я давно потеряла связь с реальностью. Болезненная жажда неуклонно перерастает в тупую, едва осознаваемую тоску. Сколько времени они не дают мне пить? Три дня? По сравнению с этим, голод — вообще не проблема. Он быстро утих, а вот жажда… Жажда — это адские мучения. И не только. Она потихоньку, капля за каплей, изнуряет и высушивает меня.
Стоит мне лишь закрыть глаза, как я вижу воду… свежую, прозрачную воду, стекающую по моим губам. Я прекрасно понимаю, что все это — плод моего больного воображения. Но это все же лучше, чем иметь дело с реальностью. Ведь я… ХОЧУ… ПИТЬ!
Словно в замедленной съемке я с трудом переворачиваюсь на койке, чтобы видеть дверь. Можно подумать, она откроется от одного моего взгляда. Я давно уже перестала кричать. Больше не стучу в дверь с мольбой. Все равно никто не приходит. Видимо, просто… никого… нет!
«Да они же над тобой издеваются!» — ехидничает в моей голове причудливый тоненький голосок.
Из шаттла меня доставили прямо в эту тюрьму — на исследовательскую станцию для экспериментов в рамках правительственного проекта «Древо Жизни». Все прошедшие с того момента недели я постоянно пребывала в крайнем напряжении — как только дверь в мою комнату открывалась, входили врачи и впрыскивали мне что-то в вену. Они делали это постоянно, снова и снова! Иногда мне становилось невыносимо дурно. Иногда возникали странные головокружения. А иногда меня безудержно рвало, выворачивая наизнанку все нутро. Нередко при инъекциях возникали такие невыносимые боли и такое усиленное сердцебиение, что, казалось, я больше не выдержу. Один или два раза я даже думала, что умираю. Во всяком случае, каждый день ожидала, что врачи вот-вот лишат меня жизни.
Я была лабораторной крысой, не более того. И это был ответ Объединенного Правительства на мое, по их мнению, излишнее любопытство — я слишком глубоко засунула свой журналистский нос в их дела. Слишком глубоко копнула. Слишком много нашла порочащей их информации.
Объединенное Правительство и его исследовательский проект «Древо Жизни».
Я уже предвкушала появление на первых страницах газет своих фото под заголовками:
«Журналист разоблачает секретный проект правительства!»
«Объединенное Правительство планирует контроль населения с помощью генно-модифицированных элитных солдат!»
«Объединенное Правительство поддерживает господство террора!»
Я собиралась взорвать бомбу. Собиралась доказать своему боссу, что способна написать более серьезный обзор, чем описание местных бандитских разборок в приграничных округах. Хотела показать, что готова идти на риск, в отличие от своих нерешительных коллег-мужчин. Я хотела любой ценой добиться уважения, признания и карьерного роста. А в конечном итоге нашла… лишь смерть.
Так бывает, когда становишься чересчур жадной.
«Сира…» — снова напевает тоненький голосок в моей голове.
И сейчас до меня доходит, что этот голос — мой собственный… такой, каким он был у меня в детстве, когда я очень уверенно и с абсолютной непреклонностью доказывала своему отцу, что непременно стану самым известным и самым популярным журналистом.
Я все еще жива… все еще здесь… Но, как ни странно, умираю не от бесконечных ядовитых инъекций. Похоже, я просто сдохну от жажды. Они заперли меня в этой камере… бросили на верную смерть. Мое тело настолько обезвожено, что я даже не могу плакать.
Почему они просто не убьют меня? Почему так поступают со мной? Таков приказ Объединенного Правительства? Такова месть за то, что я сунула нос в их дела? Или это еще один проводимый на мне изощренный, чудовищный эксперимент?
Я моргаю от чрезмерной яркости потолочных светодиодов, которые не прекращают гореть вот уже несколько дней. Обычно по вечерам их всегда выключали, чтобы я могла спокойно поспать. Но, кажется, обо мне все просто забыли. Хотя о чем это я? Объединенное Правительство никогда никого не забывает!
Читать дальше