Элла Саммерс - Песня сирены

— Ты его трахнешь уже или как, Леда? — спросил у меня Алек Морроуз.

Сержант Морроуз был тяжеловесом, как и Дрейк. Буквально на прошлой неделе они вдвоем дали отпор целой стае оборотней, нарушивших законы богов. Морроуз был ужасно сильным крепким орешком, но это не означало, что я позволю ему безнаказанно себя дразнить.

Я как раз обдумывала язвительный ответ, когда лейтенант Лоуренс сказала:

— Не поощряй бедняжку, Морроуз. Она понятия не имеет, во что ввязывается. Помнишь, какое дерьмо взбурлило в последний раз, когда Неро завел себе любовницу, — она самодовольно усмехнулась, злобно торжествуя и кривя губы. — Он оставил бедняжку в полном раздрае. Ее сердце было настолько разбито, что она перевелась в Европу.

Поезд постепенно остановился, и двери распахнулись. Кристаллы люстры над нашими головами зазвенели, сообщая о прибытии.

— Это напомнило мне о том, почему мне никогда не нравилась эта женщина, — прошептала я Дрейку, когда лейтенант Лоуренс сошла с поезда.

— Она просто уязвлена. Она годами пыталась привлечь внимание полковника Уиндстрайкера с помощью безумных выходок, но он даже не смотрел в ее сторону, — Клаудия приобняла меня одной рукой, подводя к выходу. — А потом появилась ты и к концу первого же дня загнала его под каблук.

— Я бы не сказала, что загнала Неро под каблук, — если бы все обстояло так, я бы смогла уговорами отвертеться от всех дополнительных кругов и отжиманий, которые он любил назначать мне всякий раз, когда я ему хамила.

— Да, есть и более приятные позиции, — сказала она, подмигивая и спеша догнать свою лучшую подругу, капитана Сомерсет.

Мы с Дрейком сошли с поезда последними. Ну, я не видела, как уходил Неро, но возможно он мог телепортироваться или хотя бы становиться невидимым. Заклинания высших эшелонов ангелов оставались для меня загадкой — как и для всех, кто не являлся ангелом.

Вместе с остальными мы с Дрейком вынесли груз Легиона с поезда и погрузили его на большой грузовик, ожидавший нас на вокзале. К тому времени, когда мы закончили, грузовик оказался настолько забит под завязку, что там не осталось места для нас самих. Мы пешком прошли по городу, привлекая взгляды и вызывая перешептывания на всем пути до офиса Легиона.

Я не была дома всего пять месяцев, но ощущалось это как пять лет. И не только потому, что я тосковала по дому. За эти полгода с Чистилищем что-то произошло — разложение, коррозия, на которую ушли бы годы, а не месяцы. Троица подозрительных мужчин в огромных пальто-тренчах, под которыми были спрятаны винтовки, стояла возле «Ведьминого водопоя». Это последний бар, в который я ходила перед отъездом в Нью-Йорк. Чистилище располагалось на Границе, так что люди всегда расхаживали по городу с пистолетами и ножами. Но не с таким количеством пистолетов и ножей — и уж точно не с такими винтовками. Они вооружились не для того, чтобы защищать себя; они вооружились, чтобы отнимать жизни. Я узнала темно-коричневые кожаные пальто-тренчи, тяжелые ботинки и фетровые шляпы. Эти товарищи подчинялись Принцу, одному из районных лордов города, который воображал себя принцем ковбоев.

И они не одиноки. Я приметила отморозков пяти различных лордов. Они были повсюду, их стало больше, чем когда-либо. Они сидели в ресторанах, магазинах и барах. Расхаживали по улицам с таким видом, будто заправляли тут всем. В воздухе витал чуждый для этого города запах — запах непомерно дорогого одеколона, глубокий мускусный аромат перекрывал вонь страха, которым сочились улицы. Но никакой запах, каким бы мощным он ни был, не способен замаскировать страх. Страх являлся самым базовым из всех инстинктов, самым сильным из всех запахов. Он проникал всюду, тошнотворно сладкая вонь перезрелых фруктов, гниющих на летнем солнце.

— Город кажется другим, — тихо сказала я Дрейку.

— Вещи меняются, Леда. Это естественный ход жизни.

— Это изменения в худшую сторону. Город никогда не был роскошным, не имел лоска, но он был уютным. Как старый щит, покрывшийся пятнами за двадцать лет слез и пота.

— Щит? Я предпочитаю что-нибудь более активное, — Дрейк похлопал по арбалету. — Я использовал эту крошку, чтобы очистить Сапфировую Точку от крылатых змеевидных монстров.

— Именно эту?

— Ее самую. Пятьдесят две твари, два часа, один мужчина. Сражение, которое войдет в учебники истории, — заявил Дрейк, и его глаза светились триумфом, а голос парил от ностальгии.

Я широко улыбнулась.

— Просто прекрасно. Звучит как начало одного из тех фильмов ужасов, которые так нравятся Айви.