Карина Демина - Охота на охотника [litres]

– Да чепуху всякую… кто ж ему, убийце, поверит?

Действительно… и надобно все-таки подвинуть этого красавца безмозглого. Может, прямо теперь услать или…

– Послушай, – Димитрий положил руку на пиджачишко канареечного яркого колеру. – Есть к тебе важное дело, государственное. Справишься, чином не обижу. Видишь, творится неладное вокруг? Надобно, чтобы ты к девицам присмотрелся, кто из них о чем говорит, кто из них короны желает. Понимаешь? А заодно чтоб им вреда не причинили.

Первецов торжественно кивнул.

Глядишь, и приберет к рукам кто этакого добра молодца. А если и нет, все одно – хоть под ногами крутиться не будет.

Димитрий прижал ладонь к голове. Ноет. И главное, зараза, отлежаться не выйдет, потому как…

Оно не ждет.

– Чуяла, Марья? – Малжата Ивановна была женщиной солидной, как и полагалось быть почтеннейшей купчихе, дочери купца и матери семерых детей, которых она, к слову, успела пристроить к жизни, и ранняя гибель супруга в том не помешала. Ныне Малжата Ивановна, притомившись от дел насущных, кои вела твердою рученькой, к печали старших сыновей (они сами не отказались бы поуправлять торговлей), изволила пить кофий.

Устроилась она в гостиной, как водится у особ благородных.

За столиком.

И что с того, что столик был поболее тех, которые ей норовили всучить – ломбер, туалет. На этот туалет небось и чашку нормальную не примостыкалишь, а ведь кроме чашки самовар есть, и чайник с бабой плюшевою, и молочник, и масленка с фарфоровою затейливой крышкой. Склянки с вареньями, медом липовым опять же – поди-ка, догадайся наперед, чего душеньке восхочется.

– Пей ужо, – велела Малжата Ивановна компаньонке, которую держала, как сама верила, исключительно из жалости и еще приличиев ради. – И чего там выходит?

А еще компаньонка, будучи из девиц тех самых, благородного рождения, но нищеты изрядной, к своим сорока трем годам сжившаяся и с ролью подчиненной, и с характером Малжаты Ивановны, раскидывала карточные листы. Не сказать, чтобы совсем уж будущее прозревала, но забавно было.

И ныне вот чашку отставила, потянулась к замасленной колоде. Белые пальчики ловко перебирали листы.

Малжата Ивановна шею потянула, силясь разглядеть, чего ж там такого выпадет. И поневоле поморщилась: слухи по городу ходили самые разные, и все до одного толку нехорошего. И на фабриках появились людишки престранные, стали народец баламутить. Оно-то и хорошо, что пивовары Малжатины из опытных, понимающих, живо скрутили говорунов да городовым передали. А ведь есть и те, кто помоложе, кому голову задурить легко.

Малжата Смуту помнила, как не помнить. И голод после. И…

На стол легла черная карта, пустая. Под нею – висельникова, правда, перевернутая, стало быть, не такая уж страшная.

Надобно будет младшенького отослать, он давно за границу просился на учебу, вот пущай себе и едет. Стасичек с даром уродился, глядишь, маги своих и не дадут бить, помнят, чем оно обернулося.

Девица в розовом платьюшке вида пренесерьезного. И подле нее рыцарь с мечом преогромным…

– Будущее не предопределено, – низким голосом возвестила компаньонка.

А может, ее замуж выдать? Хорошая ж баба, особенно когда перестает нос драть. Сперва-то и держалась так, будто бы она туточки хозяйка, а после ничего, пообвыклась, гонору поутратила. Вон Ваньшин с заводу давненько на нее заглядывается, мужик крепкий, вдовый.

– Стоит в центре дева с мыслями злыми…

И вправду легла под картой другая, змеиная, и вновь всколыхнулось: бают, что царица-матушка ихнего племени. Так ли оно, Малжата не ведала, только, мыслится, если б у царицы, как треплют, под юбками хвост змеиный был, то как бы она царевича выродила? Да и другое то дело, до которого мужики охочие, небось навряд ли заладилось бы.

– Однако стерегут ее воины…

Пошла языком плести, вона и взгляд затуманился.

Малжата взяла плюшку и прикусила. Сказывали, что давече над Арсинором небо красным-красно сделалось, будто кровью на него плеснули. Недобрая примета. Аккурат перед Смутою самое такое случилось. Нехорошо…

Надо будет денег часть перевести в бриттский банк. Конечно, еще те мошенники, но…

И Аленке велеть, чтоб на воды отправлялась с детьми вместе, небось там оно спокойней будет.

– И будет всем кровь и разорение, – выдохнула компаньонка, листы сгребая, а второю рученькой потянулась к блюду с эклерами, цапнула один – и в рот. Стало быть, пока крови с разорением не приключилось. Жует и кривится, то ли несвежие подсунули, то ли пересластили, что частенько бывало.