Амелия Грэмм - Морфо [litres]

– Это все показания?

– Нет! – громко возразила мадам Брунхильда. – Я считаю так: тот, кто не может навести порядок в своей комнате, никогда не наведет порядок в своей голове. Взять хотя бы шкаф с вещами. У кого-то все разложено по цвету и размеру – сразу ясно, что за человек. Серьезный и дисциплинированный. А у кого-то страшный бардак – ничего не найдешь.

– А как же творческий беспорядок? У меня он часто бывает. Прямо-таки прописался в моем доме, никак выгнать не могу! – пожаловался господин Аяк.

– Мне кажется, что когда вокруг полная разруха и грязь, то это скорее творческая лень, нежели творческий беспорядок, – сказала мадам Брунхильда. – У серьезных людей все находится строго на своих местах.

– Спасибо, мадам Брунхильда, можете идти, – растягивая слова, произнес Эон. – Вызовите следующего свидетеля!

Лампа опять погасла и зажглась. Теперь свет включила светловолосая девочка в голубом платьице. Это была Коллин – психофор Кейти. Девочка стояла на стуле, чтобы ее было видно из-за трибуны.

– Приветствуем вас, психофор № 3469. – Эон сделал очередную пометку в документах.

Девочка посмотрела в сторону Флинна и Тайло и чуть заметно помахала им.

– Каковы ваши мысли насчет подсудимого?

– Могу сказать лишь одно, – вымолвила Коллин дрожащим от волнения голосом, – то, что не раз говорила самому Флинну: он лучше, чем думает о себе.

– Это, конечно, замечательно, но нельзя ли, – Эон заколебался, пытаясь подобрать нужное слово, – конкретнее.

– Мне кажется, что в нем много доброты и силы, но он всегда отдает ее другим, а себе ничего не оставляет, – прощебетала Коллин. – Именно поэтому у него не получилось простить себя. – Она застеснялась и, отведя взгляд, начала перебирать крохотными пальчиками ленты на своем платье.

«Крошка Коллин, не делай из меня героя. Не путай чудовище с рыцарем на белом коне», – подумал Флинн.

– Интересное мнение. Что ж, спасибо, – сказал Эон и плотно сжал губы.

Лампа погасла, и тьма снова выползла из всех щелей. Послышался грохот: господин Аяк опять рубанул топором по столу. На потолке зажглась люстра, ярко осветив зал и троих судей. Эон очень постарел, его волосы были почти седыми, Сфинкс, как и раньше, не проявляла интереса к происходящему, а господин Аяк снял парик и усердно чесал голову.

– Мы услышали все, что хотели, – подытожил Эон.

– А я нет! – расстроился господин Аяк. – Я хотел услышать длинную историю, полную захватывающих приключений, верных коней, погонь и дам, падающих в обмороки.

– Кони и дамы будут как-нибудь в другой раз, – пробубнил Эон, собирая документы в кучу. – Суд удаляется на совещание! Свое решение подсудимый сможет узнать, подкинув Монету Судьбы.

Аяк замахнулся топором и разрубил уже одиннадцатый стол за неделю.

Флинн и Тайло покинули здание суда. Ночь обняла их прохладным ветерком. На небе собралась толпа из нескольких десятков лун, которая с интересом глазела вниз, будто тут творилось что-то невероятно увлекательное.

– Спасибо тебе, – сказал Флинн, сев на ступени.

– За что?

– За готовность быть моим психофором до конца.

– Друзья не бросают друг друга, – улыбнулся Тайло, присаживаясь рядом.

– Но если честно, мне кажется, что мое место все-таки в Лимбе, – пробормотал Флинн и поежился.

– Я тебе уже сто раз говорил, – сердито сказал Тайло, – выкинь из головы эти глупые мысли! Ты не настолько плох, чтобы быть там. Не занимай чужое место. – Он посмотрел на небо. – Откинь все мысли и насладись этой красотой, об остальном подумаешь завтра.

Но Флинн так и не смог отвлечься. Он вертел в руках золотую монету, на одной стороне которой была изображена бабочка, а на другой ухмыляющийся череп. Сложно ни о чем не думать, когда где-то там трое загробных судей решают твою судьбу…

– К тебе гости, – сообщил Тайло еще до того, как кто-то успел постучать в дверь. Психофор, как всегда, сидел на подоконнике.

– Я никого не жду, – удивился Флинн, встав с кровати.

– Это тот лоснящийся дружок Кейти, как его… – Тайло призадумался, стараясь вспомнить имя, – Хорхе, Хоакин.

– Хавьер, – подсказал ему Флинн, открывая дверь.

На пороге действительно стоял Хавьер, и одет он был куда опрятнее, чем обычно: рубашка выглажена, темно-коричневый костюм сидел как влитой, туфли хорошо начищены. Темные кудри перестали неприятно лосниться, а худое лицо приобрело здоровый вид.