Юлия Григорьева - Насмешка

Сказав все это, наместник развернулся и направился к дверям. Лиаль порывисто села, осознавая, что он уходит. Совсем уходит! Но первая радость сменилась растерянностью.

- Но следы моего девства, - сорвалось с уст лаиссы.

Ренваль остановился и зло рассмеялся.

- Готовьтесь к позору, дорогая супруга, их не будет, - издевательски бросил он и вновь направился к двери.

- Но я скажу, что вы не исполнили долг мужа! – крикнула ему вслед девушка.

- О, не переживайте, я его исполню, когда сочту нужным. Сейчас же я намерен провести ночь в более жарких объятьях, чем объятья девственницы, - ответил мужчина, подходя к дверям. – Вы же не покинете своих покоев до тех пор, пока гости не уедут. А уедут они завтра, сочувствуя мне и сожалея, что в жены я взял гулящую дрянь!

- Святые, - выдохнула Лиаль и бросилась к дверям, но замок защелкнулся, и девушка оказалась в ловушке.

Она тяжело осела на пол, закрыла лицо ладонями и горько расплакалась.

Глава 3

Со дня свадьбы шел уже третий месяц супружества ласса и лаиссы Ренваль. Странный это был брак. Ласс Ландар не спешил предъявлять свое право мужа, лаисса Лиаль не стремилась напоминать о нем. Супруги встречались так редко, что можно было сказать – живут они в разных замках. Даже трапезы у них проходили отдельно. Опочивальни находились в разных частях замка. На половину мужа Лиаль было запрещено заходить, впрочем, она туда и не желала заходить, даже из любопытства. Ландар на половину жены заходил, узнавал о ее надобностях, иногда прохаживался по девичьей фигурке заинтересованным взглядом, но на этом все и заканчивалось.

Наместник уезжал, приезжал, живал по неделям вне стен замка, о чем Лиаль узнавала от прислуги. Лаиссу супруг с собой никогда не звал. Покидать замок супруге разрешалось, но уходить не дальше леса и в обязательном сопровождении воинов. Девушка пользовалась этим дозволением и ежедневно прохаживалась от замка до леса, ненадолго задерживаясь там. Иногда она совершала конные прогулки, но все же чаще сидела в замке.

Для развлечения лаиссы Ренваль имелась библиотека, к ее услугам были музыканты и бард, часто сидевший по вечерам в покоях лаиссы и певший ей песни. Когда выпал снег и холод сковал землю, огонь в камине, треск дров и мягкий голос барда, лившийся под звуки мелодии перебираемых им струн, были особенно уютны. Лиаль сворачивалась на кушетке, прикрыв ноги теплым покрывалом, клала голову на руки и смотрела в окно, в которое ветер швырял снежинки, бившиеся об стекло. Бард сидел в кресле напротив и пел о любви, не сводя с госпожи горящих глаз.

То, что мужчина не равнодушен к ней, Лиаль знала, она уже давно научилась различать в мужских взглядах страсть, пусть сама с ней все еще была не знакома. Но певец не осмеливался заговаривать с благородной лаиссой о своем душевном томлении, а она не собиралась заговаривать о чаяниях барда. Впрочем, Лиаль не стала бы говорить ни о чьих чаяниях. Святые соединили ее судьбу с человеком, пренебрегавшим ею, и которого сама Лиа не желала бы видеть никогда, будь на то у нее возможность. Но сейчас он был ее мужем, и девушка собиралась быть ему верной, ибо так велит закон Святых Защитников.

С прислугой лаисса Ренваль ладила. Сложно было бы не ладить, когда она не занималась замком. Ей было запрещено высовывать нос со своей половины. Потому челяди приходилось лишь исполнять повеления госпожи: принести воды, подать яств, седлать лошадь. За остальным следил сам наместник… или кто-то еще, кого Лиаль никогда не видела. Но хозяйкой в доме мужа девушка не была. Скорей, пленница, о которой заботились, и заботились неплохо.

Лаисса Ренваль подошла к окну, положила ладонь на холодное стекло, тихо вздохнув. На улице опять шел снег. Взгляд Лиаль устремился за замковую стену. Там, в белой дали, стоял ее родной замок. За все это время Лиа не получала известий от брата. Об отце она не тосковала. Лаисса любила ласса Сигарда, но в этой любви было больше почитания, чем нежности. Брат же был дорог особенно. Он был словно половинка самой Лиаль. Когда они шли рядом, то всегда шли в ногу, одновременно делали вдох, и мысли у брата с сестрой почти всегда сходились. И вот теперь Ригн был далеко. Лаиссе некому было рассказать, что у нее на душе, некому пожаловаться и не с кем выплакать слезы. О шалостях Лиаль уже давно позабыла. Злить мужа, значит, напомнить ему о себе. А невольное высокомерие, приобретенное девушкой за те пару лет, что она стала появляться в свете, таяло на глазах. Пренебрежение и холодность мужа оказались лучшим снадобьем от заблуждений.