Марсия Андес: Alone

Я забираю с пола сумку. Цепляюсь за открытый рояль, который жалостливо стонет низкими нотами под моими пальцами, и выпрямляюсь. Парней уже нет.

Я нахожусь в просторном зале, где нет ни стульев, ни столов, лишь чёрный рояль в центре. Такие залы обычно используют танцевальные группы, но один из них принадлежит нам. Я иду к окну и забираюсь на подоконник, ожидая, когда мои одногруппники соизволят прийти. Здесь отличный вид на небо – облака двигаются так свободно и красиво, что я не могу отвести взгляд. Это как мелодия, слушаешь, и не можешь думать ни о чём больше, кроме неё.

Забираюсь с ногами и облокачиваюсь о стену спиной, словно бы я дома на подоконнике с кружкой горячего кофе. Ненавижу кофе. И жить без него не могу.

Мои обтягивающие чёрные джинсы делают мои ноги такими тонкими, что иногда мне кажется, словно они спички. Стоит оступиться на неровной поверхности, огромный каблук туфель сломается, и мои кости раскрошатся, словно рассыпчатое печенье.

Шум в коридоре постепенно прекращается, а я всё смотрю на облака и мечтаю умереть. Каждую секунду, каждое мгновение, но, наверное, моему желанию не суждено сбыться никогда.

Наша преподаватель по игре на рояле, фрау Кельм, говорит, что музыка вечна. Что звуки выскальзывают из инструмента и навсегда осязают в пространстве, и что когда-нибудь изобретут прибор, способный собирать эти частички и воспроизводить заново. Наверное, если его изобретут, я буду вспоминать фрау Кельм, которая впервые заговорила об этом. Если, конечно, она останется у меня в памяти, и я смогу вытащить её лицо из воронки тысяч остальных лиц.

– Знаешь, Петра, – это Крис. Парень, который считает меня своим другом. Парень, который вечно ходит за мной, навязывается, словно у него и других знакомых нет, говорит, что ему нравятся то, как я играю. Мы особо с ним и не общаемся, так, перекинемся парой фраз на парах или на переменах, а вне академии даже не видимся. Иногда он зовёт меня с собой на вечеринки или в клуб, но я всегда отказываюсь. Я не завожу друзей или любовников больше, чем на одну ночь. Я одна. Навсегда. – Я слышал, что у нас новенький. Тоже круто играет, он приехал из Англии.

– Круто. Теперь будешь к нему приставать и, наконец, оставишь меня в покое, – я смотрю на небо. Солнце сегодня холодное, его почти не видно. Наверное, будет дождь.

– Что за ерунду ты опять говоришь? – Крис прислоняется к стене со стороны моей головы и вздыхает. – Мы же друзья. Если ты думаешь, что я с тобой общаюсь, потому что ты супер гений в плане музыки, то ты полная идиотка.

Я смотрю, как очередная туча заволакивает небесный кусочек, и думаю о том, что не взяла с собой зонтик. Обидно.

– Тогда зачем ты ко мне пристал? Нравлюсь? Так и скажи… Потрахаемся и разбежимся.

– Хватит подкалывать, – Крис стукает меня в плечо локтём. – Ты и так ни с кем не общаешься. Не знаю, как у вас там, у гениев, принято, но в одиночестве можно сойти с ума.

Я вздыхаю и прикрываю глаза.

– А мне и одной неплохо. Тебе стоит больше общаться с остальными, а не крутиться возле меня. Одиночество заразно, – я приоткрываю веки и откидываю голову назад.

Зал наполняется студентами, внося в мой мир болтовню и смех. Они расходятся по помещению, кто-то садится на подоконнике, кто-то у стен, кто-то у рояля на полу. Все они достают ноты с сонатой Бетховена, которую нам задали выучить. Я её выучила почти сразу, как она была написана, и помню её до сих пор. Я даже могу сыграть её с закрытыми глазами…

Я достаю из кармана чёрный маркер, признаться, понятия не имею, откуда он там взялся, и пишу в уголке на стекле:

«Одиночество заразно».

Фломастер немного скрипит о прозрачную поверхность, а когда перестаёт, в зал заходит преподаватель. Красивая женщина с тёмным каре и яркими синими глазами. Эти глаза я буду помнить ещё примерно лет сто.

Она проходит к роялю и ставит ноты на подставку. Сегодня на ней чёрная юбка карандашом и блузка. Сегодня она в хорошем настроении. Я могу определять настроение людей по их шагам. Когда им больно, они тихие и медленные. Когда злятся – грубые и тяжёлые. Когда радуются – немного пружинистые. Я даже могу не смотреть на них, я даже и слепой бы выжила…

Она ставит сумку на пол и певуче говорит.

– Сегодня мы будем играть Вагнера. А потом я послушаю ваше домашнее задание, – она осматривает всех, и я даже могу представить океан из её глаз. Он такой глубокий, безграничный, одинокий… – Начнёт новенький. Думаю, вы уже познакомились, но всё равно выйди, представься.