Ирина Муравьева: Вместо неё (СИ)

Герман никогда не считал себя самоубийцей, и склонным на риск его тоже нельзя было назвать, поэтому бумажка с адресом было разорвана и положена туда, где ей было самое место – в мусорное ведро. Но через пару дней история повторилась. Причем во всех отношениях – Герман снова нашел записку, и снова она отправилась в мусорное ведро. Так было и через неделю, и через еще пару дней. Наконец Герману все это порядком надоело, и он начал с прежней прытью искать автора записки, а именно – странную женщину с его лекций. В том, что это была именно она – Герман почему-то ни на секунду не сомневался.

Очень скоро записки стали поступать не только в кипе студенческих работ. Один раз Герман нашел записку на салфетке, лежащей за его постоянным обеденным столом. Потом листок лежал на его рабочем столе, и, самая последняя записка была подложена ему в портфель. Текст ее несколько отличался от остальных – кроме привычного адреса и просьбы о встрече, записка содержала следующую фразу: “Пожалуйста приходите, если вы знали Анну Хитрову”.

История насторожила Германа. Более того, он был заинтригован, поэтому, сказав адрес своим близким знакомым, Герман все же направился на встречу с таинственной незнакомкой.

Адрес был адресом съемной квартиры на окраине города. Герман поднялся по грязной и плохо освещенной лестнице, и постучал в дверь. Ему открыла немолодая и слегка поношенная женщина. На ней было серое платье в клеточку, серовато-русые волосы завязаны в пучок, а на увядшем и покрытом морщинами лице все время мелькало выражение озабоченности и какого-то нервного беспокойства. Несмотря на все это, было видно, что некогда эта женщина была миловидна, даже очень. И еще это выражение лица…Герман уже видел его…

Рукой, женщина предложила Герману проследовать за ней на малюсенькую грязную кухню, где она, ни говоря ни слова, поставила чайник, указала Герману на стул, а когда тот сел, устроилась с противоположной стороны стола и сказала:

– Я очень рада видеть вас. Спасибо, что пришли.

– Да, мне тоже очень приятно, но хотелось бы узнать кто вы, и для чего Вам я?

На лице женщины промелькнула неприязнь.

– Моя дочь. Все дело в ней.

Говоря, женщина нервно теребила свои руки.

– Я знаю, что вы были знакомы. Видела вас на фото…Мне очень нужна ваша помощь…Будите сигарету?

Герман помотал головой.

– А я пожалуй закурю…, – дрожащей рукой дама достала дешевую сигарету, потом зажигалку, зажгла сигарету, с наслаждением затянулась…

Герман прервал ее.

– Вы так и не представились.

– Да-да, – снова выражение неприязни, – Меня зовут Екатерина Хитрова. Я была матерью Анны.

– Прошедшее время? – скептически спросил Гэрри.

– Да. У меня есть все основания полагать, что мою дочь убили.

Все тело Германа пронзил холод. На лбу проступили капельки пота. Неужели Анна мертва? Как? Когда?

Эти вопросы вырвались из уст Германа, и Екатерина холодно ответила:

– Она умерла около трех лет назад…

Тут Герман рассмеялся:

– Вы сумасшедшая!

Екатерина вскочила, и на секунду Герману показалось, что она ударит его, но вместо она схватила чайник и дрожащей рукой налила полную чашку кипятку, которую придвинула к Герману. Потом бросила на стол два дешевых пакетика, и, нервно обхватив свою чашку пальцами, сказала:

– Вы не понимаете! Нет, вы ничего не знаете…

– Простите, Екатерина, но я видел вашу дочь около трех месяцев назад, значит, она не могла умереть три года назад…

Катя снова презрительно посмотрела на Германа.

– Вы имеете в виду, что видели женщину, которая сейчас играет Анну.

– Играет Анну?

– Да.

Герман отхлебнул горячего и невкусного чая, и, стараясь скрыть свое раздражение, сказал:

– Возможно…

– Вы каким-то необычайным образом проходите на мои занятия, подкладываете мне записки, а теперь утверждаете, что ваша дочь уже три года как мертва, тогда как я видел ее совсем недавно и в полном здравии.

– Повторяю, вы видели не Анну, – пробормотала Екатерина, но, отхлебнув чаю, продолжила уже более спокойно, – Но я действительно, лучше все объясню. Начнем с того, что вы знали мою Анну. Я видела старые фотографии. И, кроме того, вы знаете ее.

Герман молча смекнул, что под “ее” Екатерина имела в виду Анну-самозванку, как она считала.

– Я приношу свои извинения за конспирацию, но я знаю уборщицу вашего университета, поэтому я могла проходить на ваши лекции через черный ход, и просила ее во время уборки подбрасывать вам мои записки.