И, больше не говоря ни слова, чернявая зараза пнула бока несчастного коня. Я вскрикнула и вцепилась в Реджинальда, уже поминая людей всеми словами, что взбредали в голову. Плечи мужчины дрожали. Я поняла, что он просто надо мной смеялся, но, странным образом, это меня не разозлило.
Возле несчастного холмика, который непонятно чем так прельстил принца, он спрыгнул с коня с удивительной легкостью. Я же сползла на землю безвольной лужицей.
Развалившись на мягкой траве, я уставилась вверх, на звезды, желая, чтобы это мгновение длилось вечно, и меня никто не трогал. Как обычно, мои желания учтены никем не были.
— Не советовал бы лежать на земле, простынете, — раздался откуда-то по левую руку от меня голос Реджинальда. Тоже мне, заботливый нашёлся. Но вслух, разумеется, я сказала не это. Я вообще редко говорю, что думаю.
— Кикиморы не болеют, — пробормотала я в ответ. Скопление звезд надо мной напоминало глаз Лихо — никогда до этого не замечала.
— Я один раз встречал больную кикимору, — после некоторой паузы ехидно отметил мой невидимый собеседник. — Неужели она была симулянткой?
Теперь настал мой черед задуматься. Откуда этот мужчина мог знать кикимору? Да ещё и больную — я-то таких в жизни не встречала. Да что там я, Ивайло, и тот не видывал.
— Не знаю, что такое симулянтка, — наконец осторожно призналась я, перекатываясь на локоть, чтобы видеть своего собеседника. Реджинальд обнаружился сидящим на пестром лоскутном одеяле, буквально в десятке ладоней от меня. Черные глаза пристально смотрели прямо на меня, отчего тут же стало не по себе. Я поспешила отвести взгляд и пояснить. — Наверное, её болото умирало. Кикиморы заболевают только тогда, когда заболевает их болото, и они, в отличие от смертных, не выздоравливают. Они верны своей топи и умирают тогда, когда она высыхает.
На склоне холма на пару минут установилось молчание.
— Это грустно, — тихо заметил мужчина.
Я пожала плечами и перевернулась обратно на спину. Это грустно, но таков мир.
— Можно вопрос? — вдруг поинтересовался Реджинальд.
Я издала неопределенный звук, который можно было расценить как угодно. Что-то до этого ему моё разрешение не требовалось. Реджинальд же предпочёл думать, что разрешение всё же было дано, и продолжил:
— Все жители природы, кого я встречал, очень спокойно относятся к смерти. Люди всегда её боятся, пытаются выгадать хоть несколько дней, они продают и предают ради сохранения собственной жизни, но не вы. Та кикимора, она не хотела, чтобы её даже попытались вылечить. Ещё одна дриада — она радостно умерла за свою рощу. В чем секрет?
Вопрос поймал меня врасплох. Чего-чего, а уж размышлений на тему смерти я хотела бы избежать, потому что именно по этому поводу моё мнение отличалось от мнения остального болота. Поэтому, проследив за полетом комара, который только что плотно пообедал моей кровушкой и теперь довольно попискивал, я выдала общепринятую точку зрения:
— Смерть не абсолютна. Ничто из того, что умирает, не исчезает окончательно, и ничто не уходит навсегда. Вслед за зимой приходит весна, но даже в безмолвной тиши белых снегов жизнь продолжается. Когда лес окутан мягким холодным одеялом — найдется хоть один заяц, который постучит лапками по пеньку, хоть одна лиса, которая махнет ярким хвостом, как опоздавшая гостья из осени. Жизнь продолжается всегда. Глупо держаться за неё, потому что она вечна.
— Но вы так не считаете, верно?
Я удивленно выдохнула и прикрыла глаза на мгновение. Перед моим взором всё ещё плыли звезды. Они никогда не перестанут меня удивлять, как, видимо, и этот почти незнакомый мне человек.
— Мне кажется, что глупо не держаться за жизнь, а отдавать эту жизнь просто так. Если есть достойная цель, то лучше достичь её и умереть, преуспев, чем просто передать в руки создателю своё дыхание.
На болоте мы верим в то, что наша жизнь — в нашем дыхании. Когда настает чей-то черед умирать, то к нему приходит её посланник, шелестя камышами, и накладывает руки на твои губы, забирая оставшиеся тебе выдохи и вдохи. Каждому из нас отмеряно огромное количество вдохов и выдохов, вот только посланники всегда голодны и не могут ждать вечно.
— А вы? Во что верите вы? — внезапно даже для самой себя спросила я. Всё, что угодно, только чтобы избавиться от назойливых мыслей.
— Там, откуда я родом, — охотно начал мужчина, и я перекатилась на живот, чтобы видеть его лицо. Когда кто-то что-то рассказывает, так лучше понимаешь историю. Реджинальд сложил руки на груди и в упор смотрел на меня. Я смело приняла взгляд, было слишком интересно, чтобы снова отворачиваться. — Люди считают, что у каждого человека есть душа.
Читать дальше