Лика Маррн: Ряска Правды

И снова прервали.

— Мама, мама, это тот самый утес? — воскликнул детский голос.

— Да, сынок, — ответила молодая светловолосая женщина, державшая сына за руку. Мальчик порывался подбежать и посмотреть, но ему не давали. — Это тот самый утес.

Гуннел покачала головой.

— Эти ещё ладно, — сказала она. — Да ведь насмешники приходят. Стоят, смеются. Шутники. Стояли бы поближе к воде, я б их…

— Их шутки вернутся им же, — пожал плечами Реджинальд. Но было видно, что и ему неприятно это слышать. — Такие люди всегда найдутся. Если не давать им внимания, которого они пытаются добиться, то они просто-напросто перестанут.

Они замолчали. Ветер доносил со стороны замка чье-то высокое пение — пел не человек. Голос разносился высоко, взлетая под небеса и рассыпаясь там на мелкие осколки. Только Гуннел понимала слова песни и узнавала этот голос. Но переводить то, что пела морская нимфа, она не собиралась.

— Мне пора, — поднялся с колен Реджинальд.

— Ты к ней? — спросила Гуннел.

— Да, — коротко кивнул король.

— Тогда секунду, — попросила Гуннел и нырнула в глубину.

Реджинальду пришлось подождать пару минут. Он задумчиво глядел на спокойную красоту моря и на утес, незыблемым, вечным напоминанием вздымавшийся над рекой. На утесе, для тех, кто умел смотреть внимательно, а не для праздных обывателей, около самой кромки воды, на древнем языке морского народа было высечено: «Орудие платит цену».

Гуннел наконец вынырнула и протянула Реджинаду большой венок. Он был сплетен из водорослей и распустившихся морских цветов, которые чуть светились в наступающем вечере.

Реджинальд кивнул Гуннел и твердой, уверенной поступью пошел вдоль пляжа, вдоль кромки воды. Прочь. Гуннел пару минут глядела ему вслед, затем плеснула хвостом и унеслась к себе, в глубины моря. Здесь тоже был праздник — только у Стражей. Лишь они молча собирались около скульптуры, вырезанной в скале и смотрели в полном молчании на все ещё сияющий кристалл.

Реджинальд же спокойно шел по песку, поднимаясь все выше и выше. Началась мягкая трава. Когда-то он снимал сапоги, чтобы пройтись по ней. Сейчас уже не позволяло здоровье.

Лес приветственно кивнул ему, махнул еловыми лапами. Реджинальд так и не научился чувствовать его, но элемент узнавания ощущал так же ясно, как ветер на своем лице.

Павильон, построенный из обычной осины, приютился на самой кромке леса. Когда-то здесь были только ели — теперь вокруг павильона жались бок о бок лиственные деревья.

Реджинальд остановился, любуясь зданием. Оно действительно было потрясающе красиво — работа лучших резчиков Ристании. Редж помнил, что Ника не любила позолоту и всегда смеялась над ней, поэтому её последнее пристанище было сделано без единого кусочка золота. Только дерево, ясное, чистое дерево, которое до сих пор оставалось светлым, несмотря на многие зимы, которые ему довелось пережить. Резьба мягкой вязью шла по основанию крыши, по окнам, по двери.

Резкий порыв ветра подтолкнул Реджинальда вперед, и мужчина вновь ускорил свой шаг, спеша добраться к опушке.

Когда он, наконец, достиг павильона, он снова остановился в ожидании.

Несведущему человеку показалось бы, что это просто обычный странник ждет, пока перед ним гостеприимно распахнут ворота, чтобы он смог войти. Но все же павильон не совсем напоминал дом, от него веяло чем-то иным. Не совсем домашним. Каким-то неспокойствием. Всем, кто приходил сюда, впоследствии хотелось бежать что-то делать, прямо сейчас, не откладывая на потом. Жить, пока не поздно. Увидеть мир. Поэтому Златеника Болотная считалась покровительницей путешественников. Говаривали, что если засидеться здесь допоздна, то можно увидеть её дух, блуждающий меж деревьев и глядящий на небо. Некоторые смельчаки даже отваживались провести здесь ночь — но никто не решался сказать, что он увидел.

Реджинальд ждал отнюдь не приведения. Тихой поступью из леса вышла стая волков. Они мягко, неслышно подошли к нему и втянули носами воздух, а потом будто приветственно кивнули и расступились, пропуская его вперед.

Никто не мог войти сюда с дурными намерениями. Лес, памятуя о своей Хозяйке, продолжал охранять её покой. Он так и не понял, что она не стала по-настоящему его Владычицей. Лес был наивен, несмотря на свою многовековую мудрость.

Реджинальд крепче сжал венок в руках и медленно подошёл к дверям. Они тоже были резные, как и все здесь. Резчики изобразили на них картины из болотной жизни — такими, какими они их представляли. Редж усмехнулся и покачал головой — его до сих пор это забавляло. Он помнил, с какой искренней радостью Ника всегда слушала рассказы людей о болотах, а особенно о кикиморах. Ей бы это понравилось.