Eve Aurton - Теряя себя

Так что Мадлен настоящая волшебница, она смогла легко и просто соорудить мне прическу, закрепив волосы тяжелой заколкой, а также подкорректировать лицо, не делая из него перекрашенную маску. Вот только за все время она ни сказала ни слова, будто боясь ослушаться приказа Господина, запретившего ей говорить со мной. И это не добавляет мне уверенности, потому что я ничего, совсем ничего о нем не узнала.

Мне приказано не опаздывать, поэтому я, не мешкая, спускаюсь вниз, чуть морщась от неудобной обуви — я никогда не носила каблуков, но почему-то именно сейчас меньше всего хочется показывать свою убогость перед Господином, которого, впрочем, не оказывается в гостиной. И лишь от идущей за мной Мадлен я узнаю, что он уже ожидает в машине. Значит, она не немая, и у меня будет возможность разговорить ее.

Мне даже никто не помогает спуститься с широкого мраморного крыльца, и я, заметив уже включенный свет фар, тороплюсь занять свое место на заднем сидении роскошного автомобиля. Рэми действительно оказывается в салоне, но не удостаивает меня взглядом, полностью посвятив себя телефону, в неясном свете которого я могу заметить, как на обычно расслабленном лице пролегает хмурая складка.

Он не обращает на меня никакого внимания даже тогда, когда я отодвигаюсь как можно дальше от него и прижимаюсь лбом к стеклу, рассматривая ползущую за окном дорогу, которая постепенно выводит нас с территории дома Хозяина. И только сейчас я в полной мере могу изумиться масштабом особняка, освещенного многочисленной подсветкой и выполненного в классическом стиле. Позволяю себе развернуться всем корпусом в сторону дверцы и проглатывать пробегающие мимо детали: аккуратно подстриженные кустарники, по-осеннему жухлая трава лужайки, желтые листья, укрывшие почву там, где их еще не успели убрать, нависающие над дорогой деревья, которые образуют что-то вроде тоннеля, ведущего нас к большим кованым воротам, по команде шофера медленно открывающим нам свои створки.

Мой рот непроизвольно открывается — я будто вижу это впервые, потому что мой самый первый день, тот самый, когда меня везли сюда, я помню слишком смутно, и не потому что у меня плохая память, а потому что я была слишком уставшей, чтобы обращать внимание на такие вещи. Сейчас же все новое восхищает меня и вызывает что-то наподобие волнения, ведь я даже предположить не могла, что попаду в такую роскошь.

— Я хочу предупредить тебя, Джил, — его тихий голос вырывает меня из сказки, и я разочарованно морщусь, вспоминая, кто я на самом деле. Его тень — я помню, и наверняка сейчас он напомнит именно об этом. — Это чужой для тебя мир, так что советую спрятать восхищение и пустые иллюзии за скромностью и осторожностью. Не советую тебе заводить с кем-либо разговоры, тем более, с такими, как ты.

— Вы имеете в виду рабами?

— Называй их как хочешь, — он безразлично пожимает плечами, когда я поворачиваюсь к нему и смотрю на него вопросительно, даже несколько нагло, учитывая то, что я вообще здесь никто. Успокаивает одно — он до сих пор не обращает на меня внимания, продолжая копаться в телефоне и действительно относясь ко мне как к пустому месту. Настроение праздника падает, и меня уже не восхищает вид за окном, как и надетое на мне платье, атлас которого так приятен телу. Слишком глупо с моей стороны вообразить себя чем-то большим, чем красивое дополнение к вечернему туалету Господина, но ведь это вполне логично, потому что на этот важный вечер он взял именно меня, а не ту женщину, что была в его постели сегодня ночью. Из чего возникает закономерный вопрос: почему именно меня? Простую наложницу, рабыню, пустое место? Для чего такие, как я, на этом приеме? — Ты все узнаешь, — будто читая мои мысли, говорит Рэми, — Просто смотри за теми, кто уже знаком с правилами, ты поняла меня?

Наконец, он поднимает свой взгляд, который лениво скользит по моему лицу, спускается ниже, на зону декольте, где явственно видны полукружия груди, затем на нервно сцепленные руки, сложенные на коленях. Хозяин вдруг задумчиво застывает, разглядывая мои руки, а потом совершенно неожиданно берет мою ладонь и проводит большим пальцем по тонкому запястью, следуя по дорожке из переплетения вен.

В этот момент что-то в его образе меняется, приобретает нечто демоническое, и я испуганно дергаю руку, пытаясь освободиться от усиливающейся хватки. Мне даже кажется, что его зрачки расширяются, когда он вновь поднимает на меня глаза и, будто просыпаясь от наваждения, отпускает мою ладонь, с былой невозмутимостью возвращаясь к своему занятию.