Элизабет Линн - Зима драконов

– Да, ты так говоришь, – презрительно бросил Тенджиро. – А я тебе не верю. И никогда не верил. Я должен был родиться первым. И тогда бы я был не только волшебником, но и драконом. Ты чувствуешь холод, слабость в своем сердце, Каджи? Тебе нравится моя маленькая шкатулка? Я сделал ее специально для твоего дракона. Она пожрет его, Каджи. А потом доберется до твоего сердца.

– Тенджиро, не делай этого.

– Все кончено. Клянусь тьмой и льдом, я связал твое могущество.

Па пустом дворе замка заржала лошадь.

Карадур закрыл глаза. Его сильное тело отчаянно напряглось. Лампа начала испускать сияние. В камине вспыхнул огонь. Лицо Тенджиро побледнело от удивления и ужаса. Он быстро произнес несколько свистящих звуков. Лорд-дракон застонал и бессильно опустился на пол. Свет лампы померк; огонь зашипел и погас, словно его залили водой. Тенджиро Атани злобно рассмеялся и расправил плечи.

– Ты у меня в руках! Сопротивляйся, сколько влезет, Каджи. Я неплохо выучил свой урок в этом году.

Дверь в комнату распахнулась. Азил заглянул внутрь.

– Тенджиро, лошади готовы, – бесцветным голосом произнес он. – Мы можем уезжать. Карадур приподнял голову.

– Азил? – Он на миг закрыл глаза, а потом вновь посмотрел на своего друга. – Азил, не уезжай с ним. Я не знаю, что он тебе сказал, но это ложь.

– Заткнись, Каджи! – прервал его Тенджиро. – Я не хочу, чтобы ты с ним говорил. – Его гибкие руки взметнулись в воздух. – Вот так, теперь у тебя ничего не получится. Азил, жди меня внизу. – Не поднимая взгляда, певец вышел из комнаты. – Слишком поздно, Карадур. Ты его любил? Он тебя предал. Теперь он мой. Но не тревожься, я его накажу вместо тебя. И буду обращаться с ним так же мягко, как ты поступал со мной. – Лицо Тенджиро больше не походило на лицо брата. Широко раскрытые глаза стали черными. – К сожалению, я не могу тебя убить, как и ты не сумел расправиться со мной в утробе матери. Но я способен забрать все, что тебе было дорого. А потом посмотрим, кто из нас станет драконом! Желаю тебе всего самого наихудшего, брат мой!

Дрожа от напряжения, Карадур Атани попытался заговорить, но застывшие мышцы ему не повиновались. Он лежал в башне до самого рассвета. Наконец в камине вспыхнуло пламя. С гримасой боли Карадур встал на Колени, потом поднялся на ноги и сделал неверный шаг, потом еще и еще. Слезы, подобные каплям голубого пламени, побежали по его щекам.

В тот год в Иппс выдалась суровая зима. На дорогах лежал глубокий снег, и мужчины, возвращаясь в свои деревни, рассказывали о снежных заносах высотой с самые большие деревья. Густой туман окутывал горные тропы. Козлы, олени и даже кое-кто из охотников, уставших после тяжелого дня, встречали там свою смерть.

В Крепости Дракона царило уныние. Всю осень, с того самого сентябрьского утра, о котором ни у кого не осталось ясных воспоминаний, когда Тенджиро Атани и Азил Аумсон исчезли из замка, Карадур Атани погрузился в себя, избегая остальных обитателей замка. Его солдаты с несчастным видом наблюдали за ним. Лоримир Несс, промерзший насквозь и лишенный возможности что-либо сделать, видел с бастиона, как Тенджиро Атани и лютнист покинули спящий замок и медленно направились на север. Когда старый воин осмелился заговорить о том, что тогда произошло, сердитый взгляд, брошенный на него Карадуром, свалил его на пол, как сильный удар дубинкой. Прошло некоторое время, прежде чем он смог подняться на ноги.

На следующий год, в начале марта, в деревне Слит появился мужчина с желтыми глазами и тихим голосом. Он объяснил, что приехал из Уджо, что в Накаси, а родился в деревне Найо, которая находится на юге, на границе Накаси и Иссхо, там, где река Эстре впадает в Хрустальное озеро.

Жители Слита, слушая его, только пожимали плечами, поскольку лишь немногие из них бывали на юге. Они вели себя дружелюбно, но держались настороже, опасаясь, что незнакомец окажется никчемным человеком или даже разбойником, изгнанным из родной деревни.

Однако желтоглазый чужестранец, похоже, не был ни тем ни другим. Его имя оказалось длинным и диковинным на слух.

– Оно труднопроизносимое, и большинство людей называют меня Волком, – пояснил чужак, прикоснувшись к своим волосам – густым, темным, с проседью.

В кузнице он спросил, не нуждается ли кто-нибудь в помощи, особенно в плотницких работах.

– Я неплохо умею обращаться с топором и в Уджо считался хорошим плотником.

Кузнец Уно, хотя ему уже перевалило за шестьдесят, был силен и не слишком уважал хвастунов. Он вручил чужестранцу тупой топор и велел заточить, потому, что человек, который не в состоянии позаботиться о своих инструментах, не выживет в горах. Волк аккуратно наточил лезвие. Через неделю он уже спал около плавильни и имел множество заказов. Он чинил и строил, поскольку у старого Герейна, бывшего деревенским плотником больше пятидесяти лет, начали болеть руки, а ни один из его троих сыновей не умел отличить березу от клена.