Мелисса Марр - Чернильный обмен

Лесли покачала головой:

— Нет. Только этот. Я хочу этот рисунок. Как можно скорее. Прямо сейчас.

Так оно и было. Ей казалось, что она наблюдает за шикарным пиром, а у самой и маковой росинки во рту не было, и ей нужно немедленно утолить свой голод.

Наградив Лесли долгим взглядом, Рэббит привлек ее к себе:

— Значит, так тому и быть.

Лесли повернулась к Эни:

— Тату замечательное. Хаотическая звезда, орнамент и эти удивительные глаза с темными крыльями.

Эни глянула на Рэббита — тот кивнул — и присвистнула.

— А ты сильнее, чем я думала. Погоди, вот Тиш услышит. — Она убежала, крича на ходу: — Тиш! Угадай, что выбрала Лесли!

— Без дерьма? — взвизгнула Тиш, и Рэббит закрыл глаза.

Покачав головой, Лесли сказала Рэббиту:

— Знаешь, даже тем, кто практически живет в вашем салоне, вы кажетесь до одури странными.

Вместо ответа на этот комментарий, Рэббит убрал волосы с ее лица так же бережно, как убирал волосы с лиц своих сестер.

— Мне нужно пару дней, чтобы подготовить чернила для этой татуировки. Ты еще можешь передумать.

— Не передумаю. — Она почувствовала неестественный порыв завопить, как и Тиш минуту назад. Скоро у нее будет идеальное тату. — Давай обсудим стоимость.

Ниалл видел, как Лесли вышла из «Прокола». Она всегда ходила по городу уверенными шагами, расправив плечи. Это удивляло, учитывая тот страх, что, как знал Ниалл, прятался внутри нее. Хотя сегодня ее уверенность в себе казалась почти настоящей. Он отлепился от кирпичной стены, к которой прислонился, пока она была в салоне, и шагнул к Лесли.

Когда она остановилась, чтобы рассмотреть тени на улице, Ниалл провел пальцем по пряди волос, упавшей на ее щеку. Ее волосы — почти того же каштанового оттенка, что и его собственные — не были достаточно длинными, чтобы их можно было подвязать, или достаточно короткими, чтобы они не мешали сами по себе. Длина их была именно такой, чтобы заинтриговать.

Как интриговала его и она сама.

Его пальцы легко коснулись ее щеки, так легко, чтобы она не заметила. Он наклонился ближе и почувствовал ее запах. Перед работой она пахла лавандой — не духами, а шампунем, который она предпочитала в последнее время.

— Почему ты снова одна? Ты и сама знаешь.

Она не ответила, впрочем, как всегда: смертные не видели фейри и не слышали их. Особенно это касалось тех смертных, которых по приказу Летней Королевы оберегали от контактов с любыми фейри.

Поначалу Ниалл взял на себя несколько смен по охране Лесли по просьбе своего короля. Невидимым он мог быть рядом, разговаривать с ней так, как не мог, когда был видимым. Мысль о том, как эта смертная девушка смотрела на него — будто он был лучше, чем на самом деле, будто он привлекал ее просто так, а не потому, что играл важную роль при Дворе — опьяняла его, даже слишком.

Если бы королева не просила его, он все равно хотел бы обеспечивать безопасность Лесли. Но Эйслинн отдала приказ. В отличие от Лесли, в свою бытность смертной Эйслинн видела уродливый мир фейри. Став Летней Королевой, она старалась найти компромисс в отношениях с новой Зимней Королевой. Это не оставляло ей много времени для того, чтобы следить за безопасностью своих смертных друзей, но у нее было право приказать фейри обеспечивать им эту безопасность. Брать на себя такую задачу было ненормальным для придворного советника, но в течение многих столетий Ниалл бы скорее членом семьи для Летнего Короля, чем простым советником. Кинан полагал, что Эйслинн будет чувствовать себя лучше, зная, что безопасность ее самых близких друзей в руках фейри, которому она доверяет.

И хотя в самом начале Ниалл отработал всего несколько смен, со временем он стал брать на себя все больше и больше, работая сверх своих обязанностей по наблюдению за ней. С другими дело обстояло иначе, но они не нравились ему так, как нравилась Лесли. Она балансировала на грани смелости и уязвимости, жесткости и страха. Когда-то, когда он просто играл со смертными, он не смог бы перед ней устоять. Теперь он был сильнее.

Лучше.

Он заставил себя отбросить эти мысли и стал наблюдать за тем, как покачиваются бедра Лесли, когда она шла по улицам Хантсдейла, демонстрируя храбрость — глупость — которая противоречила тому, что он о ней знал. Может быть, она бы пошла домой, если бы там было хоть немного безопаснее. Однако это было не так. Он видел это, когда впервые стоял на ее ступеньках, слышал ее пьяного отца, ее мерзкого братца. Ее дом мог выглядеть очаровательно снаружи, но это было ложью.