Елена Болотонь: Любимая для колдуна. Лёд

Утро пришло с криками петухов. Стылый воздух заставил меня сжаться в комочек, а потом – соскочить с убогой лежанки в попытке согреться. Печка, конечно, давно погасла. Михи не пришёл, хотя и обещал. Сбегала в сени, там же умылась: нашла медный таз и кувшин с холодной водой.

Вернувшись, зацепила взглядом деревянный сундук, стоящий в углу комнатушки. Подскочила к нему и с трудом откинула тяжёлую крышку. Обрадовалась: внутри нашлись женские вещи. Вытянула первый попавшийся тёплый халат и облачилась в него мехом наружу. Получилась этакая летняя шубка, подобная наряду ночной незнакомки. Уверена, та девчонка и есть потерянная Евкия, с которой Михи меня усердно путал.

Только собралась бежать подобру-поздорову, как в комнату ввалился Михи. При свете дня он выглядел ещё более громадным, чем ночью. Увидев меня, вскинул брови. Широкой ладонью схватился за бороду.

– Евкия… Как ты оделась?

– Меня зовут Ева!

Не собираясь сдаваться, я прямо посмотрела ему в глаза.

– Шубу снимай, Ева… – выдохнул он печально.

Я прищурилась.

– Зачем?

– Надо правильно одеться, а то люди засмеют.

Содрав с меня халат, он вывернул его мехом вниз.

– Надевай! – проследил и довольно хмыкнул: – Ну? Готова? Ехать пора.

– Куда?

– Как же? На рынок, в город. Лошадь стоит.

– В город?

Я даже обрадовалась. Всё, что нужно, – осмотреться. Мегаполис большой, находится рядом. Настроение стремительно поднялось, и я выскочила на воздух.

Во дворе стояла телега, запряжённая гнедой кобылой. Вся в инее, лошадь помахивала хвостом. Вокруг – на зелёной траве, на листьях деревьев – тонким слоем лежал снег. Июльские заморозки мне не понравились. Что-то было не так.

Я позволила усадить себя на телегу и молчала, пока мы не спустились с холма. Перед нами простиралась равнина с полями. На кочках в телеге позвякивали бутылки, наполненные молоком или кефиром, подскакивали горшки и странные плоды, похожие на красные тыквы.

– А город где? – спросила я, разочаровавшись увиденным.

– Там! – махнул Михи в сторону одинокой горы. – Ехать три часа.

Я закрыла лицо руками. Всё же схожу с ума.

– Какой сейчас год? – спросила, бодрясь.

Михи тяжело вздохнул, но ответил:

– Говорят, шесть тысяч тридцать шестой от узакония древнего.

– А месяц какой?

– Райван. Самый тёплый месяц в году.

Я ущипнула себя. Больно.

– И какая страна? Россия? Киевская Русь? Княжество?

Михи повернулся. Ещё раз вздохнул.

– Непонятные ты слова говоришь постоянно, Евк… Ева. Это пятое королевство из девяти.

– Всего девяти?

– Чёрная Пустошь растёт. И если б не наш колдун, охраняющий территорию…

– Кто?

Новый удручённый взгляд громилы подсказал, что мой вопрос не к месту.

– Покажу тебя вечером знахарке, – кивнул сам себе Михи, принимая, по-видимому, важное решение. – С тобой явно что-то не то. Ну, хозяйка! Ну, постаралась!

Оставшийся путь мы молчали. Я успела поплакать, посмеяться в голос, спрыгнуть с телеги, снова залезть на неё…

В голове не укладывалось каким образом, но, похоже, я попала в прошлое. Хотя нет. Какой там – в прошлое? Я никогда в жизни не слышала ни о королевствах, ни о Пустоши, ни о колдуне, охраняющем территории. Ко всему прочему я понимала местную речь, словно родилась здесь.

А ещё очень хотелось домой. Только как вернуться?

Чуть оранжевое, похожее на апельсин, солнце практически не грело. Даже представить страшно, каково здесь зимой. В мрачном оцепенении прошло около двух часов, пока мы доехали до нужного места. Нас встретили каменные стены и несколько башен, стоящих в стороне от города.

Примерно через полчаса копыта лошади застучали по булыжной мостовой, и мы двинулись на площадь. Там Михи планировал остановиться, чтобы начать торговлю.

Я разглядывала узенькие улочки, вымощенные камнем, дома с такими же узкими оконцами. Кое-где дома сменялись на более роскошные, явно принадлежавшие состоятельным людям. Ближе к центру города на улицах становилось всё оживлённее. А потом мы приехали на рынок. Там Михи нашёл свободное место, крохотный пятачок, где и остановил лошадь.

Шум и гвалт со всех сторон, крики животных, пререкания людей, топот копыт и ржание лошадей слились в чудовищную какофонию. Я вытаращила глаза. Уму непостижимо, куда меня занесло! Старая жизнь развеялась призрачным миражом, несмотря на неистовое желание вернуться домой. Реальность же циничной насмешкой предстала незнакомым рынком, толпой людей, одетых так тепло, как одеваются поздней осенью, и плотным скоплением фермерских крытых телег.