Кейт Тирнан: Дитя эльфа

Я рассталась с любимым человеком, чтобы защитить его от зла, заложенного во мне с рождения, и тут меня обвиняют из-за родственников, когда я даже не имела никакого дела до их поступков. Я рисковала своей жизнью, чтобы попытаться спасти Старлокет, а он думал, что я хорошо провожу время, играя с этими тремя идиотами.

Все еще плача, я начла переходить дорогу, чтобы добраться к DasBoot, когда прямо передо мной засигналила машина, от чего у меня едва не случился сердечный приступ.

Я отскочила на тротуар как раз в тот момент, когда мимо меня на большой скорости пронеслась машина с прыщавым подростком за рулем. Я наблюдала, как он сбавил скорость, и, высунувшись из машины, показал мне средний палец.

Наверное, в девятый раз за сегодняшний вечер у меня упала челюсть. Даже не задумавшись, я быстро подняла руку и пробормотала всего пять слов. Мгновенно его машина закрылась, он начал терять над ней контроль; машина повернула на бок и направилась прямо в ограждение рядом с глубокой канавой. Я была потрясена.

– Нул ра, нул ра! – быстро произнесла я, и следующую секунду подросток получил контроль над машиной и сразу же остановился. Мгновенье спустя он снова завел ее и продолжил ехать, но уже медленно.

У меня подкосились ноги, и я села на бордюр. Что я наделала? Я едва не убила кого-то, потому что была расстроена из-за Хантера. Невообразимо. В прошлом месяце я видела две смерти. Что со мной было не так, конечно, кроме того, что я дочь Кьярана? Может, так я и перейду на сторону зла? Посмотрев направо и налево, я перешла улицу и села в машину. Я довольно долго плакала, слишком расстроенная, чтобы куда-то ехать, и тут я услышала голос, голос Кьярана, говорящий мне: « Источник силы ».

Вчера я получил твое письмо, и благодарю тебя за беспокойство обо мне. Отвечаю на твой вопрос: этот хоспис совсем не похож на тюрьму; пока мы твердо стоим на земле и не бредим, нам много чего разрешают. Здесь нет опасных личностей для себя или кого-то другого, хотя мы все испытываем муки. Я благодарю Бога, что имение отца Бенедикта способно финансировать мое пребывание здесь. Мне позволили носить сутану, и за это я тоже благодарен.

Я не хочу отвечать на другие твои вопросы. Прости меня, брат, но я не могу об этом даже думать.

Саймон (брат Синестус) Тор Колину, июль 1771 г.

На старом методистском кладбище было темно и холодно, пронзительный ветер хлестал сквозь низкие сосны и всё еще зеленые кедры, окружавшие его. Я шла вперед, сильно выбросив сенсоры, и почувствовала Кьярана, ждущего меня.

– Спасибо, что пришла, – спокойно и выразительно сказал он. Внезапно я снова разрыдалась, смущаясь из-за того, что он видит мои слезы, и его руки обняли меня; он прижал меня к своему жесткому твидовому пальто и стал гладить мои волосы.

– Морган-Морган, – бормотал он. – Расскажи мне всё. Позволь мне помочь.

Я не могла вспомнить, когда в последний раз папа успокаивал меня, когда я плакала. Я была слишком спокойной для этого. Я плакала тихо, одна в своей комнате. И теперь объятие Кьярана казалось настолько приятным и утешающим.

– Помочь? – я задыхалась. – Помочь с тем, что я Вудбейн и католичка, с тем, что у меня есть друзья и среди ведьм, и среди людей? Помочь с Киллианом, Скай и Рейвин? Кэл и Селена умерли, мне стало спокойно, но все же иногда я скучаю по Кэлу. Точнее по тому Кэлу, который не пытался меня убить. – Я снова зарыдала, но Кьяран продолжал держать меня, позволяя мне опереться на него. – Кроме того, у меня ведь такие хорошие родители, и я чувствую себя последней мразью, потому что хочу узнать своего биологического отца! – Я всхлипнула и вытерла нос тыльной стороной перчатки. – А знаешь, как бы я хотела узнать Мейв лично, но это невозможно, ведь ты убил ее, ублюдок!

Я быстро подняла кулак и ударила Кьярана по груди. Он немного наклонился назад, но я была слишком близко к нему, чтобы вложить в удар все свои силы. Я снова замахнулась, но он поймал меня за запястье, сильно сжав его, и остановил меня.

– Я так сожалею об этом, Морган, – сказал он, его голос сорвался. – Каждый день своей жизни я мучаюсь из-за смерти Мейв. Она – все то лучшее и худшее, что когда-либо случалась со мной, и не проходит и дня, когда бы я не чувствовал боли и мучения из-за того, что случилось. Единственное, что хорошо в том, что ее больше нет, – это то, что она не может чувствовать боль; теперь она не уязвима, и ее больше нельзя ранить.