Софья Ролдугина: Трое для одного [СИ]

«Тебе надо было родиться старшим, – зазвенел в ушах голос Дилана. – Ты слишком любишь нас всех баловать. Честное слово, мне даже стыдно».

Губы растянулись в болезненной улыбке; трещинки наполнились солоноватой кровью.

Он пришёл сюда не потому, что хотел спасти кого-то особенного, а потому, что хотел стать старшим, защитником для всех них.

Брать за руку на тёмной улице и доводить до порога, вместе с ними смеяться на шумной ярмарке на площади под Рождество, выбирать подарки, баловать, отгонять хищную темноту от окон, открывать запертые двери и слушать сердца, уже настолько измученные молчанием, что неспособные позвать на помощь.

И стоило осознать это, как город упал на ладонь ключом, тёплым и живым. Смертельный холод сжался до искр на кончиках ногтей. Прерывистый стук в грудной клетке умолк, и воцарилась полная тишина; а затем сердце забилось снова, громко и ясно.

Морган открыл глаза. Над ним было только небо, чёрное, глубокое, в россыпи звёзд. Белые камни развалин на ощупь казались тёплыми. Уилки сидел, сгорбившись, на арке, оставшейся на месте дверного проёма, и размеренно открывал и закрывал крышечку часов.

– Добро пожаловать, ключник, – произнёс он негромко.

Морган хмыкнул; он давно не чувствовал себя так легко и спокойно.

– Вернее будет сказать «с возвращением».

– Разве?-выгнул брови Уилки. – Тебя не узнать.

– У тебя будет целая вечность, чтобы привыкнуть.

Уилки сунул часы в карман и спрыгнул на камни, неловко спружинив ногами и слегка пошатнувшись. Затем подошёл вплотную к Моргану, вглядываясь ему в глаза, и бережно провёл ребром ладони по щеке.

– Ты так похож на него, – заворожённо произнёс он.

На кого – уточнять не потребовалось.

Тёмный погиб в самом начале войны, изменил судьбу целого города и отвёл от него смерть. А сам растворился в темноте, и место его упокоения потом захватили иные тени, голодные и бездумные. И одна из них свила гнездо внутри Годфри Майера, а затем стала

частью младшего сына.

– Ты всегда будешь помнить его, – понял вдруг Морган и уклонился от прикосновения. От сравнения со столетним мертвецом, пусть до сих пор любимым, сделалось горько. – Но я – не он. Даже если тебе очень этого хочется.

– Знаю, – грустно улыбнулся Уилки и отвернулся. – Но выглядишь точь-в-точь как он. Я вспомнил вдруг… интересно, почему.

«Может, не вспомнил, а просто пожелал, чтоб так было? И уверил себя в этом?» – подумал Морган, но озвучивать мысли не стал. А

вместо этого прикоснулся к плечу Уилки, мягко подталкивая вниз по дороге, через парк, застывший между осенью и зимой.

– Пойдём, – кивнул он часовщику. – У нас ведь сегодня много работы, так?

Выражение лица Уилки стало недобрым. Ностальгически-печальная тень растворилась в яростном сиянии золотых глаз.

– О, да. Наконец-то время пришло. Надо вернуться на площадь, нас ждут.

Морган не стал спрашивать, на какую именно – он и сам чувствовал. От трёх дорог, расходящихся у порога, осталась только одна, и по обочинам её росла наперстянка с тёмно-красными цветами, и вился клевер с тимьяном вперемешку. Часы на старой башне

отбивали каждый шаг, и звёзды постепенно гасли. Когда он с часовщиком ступил на площадь, где всего месяц назад бушевала ярмарка, и

два странных циркача давали волшебное представление, то небо стало совершенно чёрным.

– Похоже на твои глаза теперь, – скрипуче рассмеялся Уилки, указав пальцем вверх.

– Значит, в зеркало мне лучше пока не смотреть, – подытожил Морган.

– Разумеется. Помнишь историю Нарцисса?

– Ах, так это комплимент? – вырвался смешок. – Учту. Странные у тебя вкусы.

– Скажем так, они не меняются…

На площади не было ни одного человека. Но всё же она не пустовала. Прямо посередине стоял фонарщик, и голова его была вровень с крышами домов, а фонарь в руке напоминал больше телефонную будку. По правую его руку опиралась спиной на бетонный

столб Шасс-Маре. в джинсам и свободной белой рубашке, стянутой на талии алым шёлковым шарфом. А рядом с нею смеялась, откинув голову, Кэндл, и волосы её полыхали чистым пурпурным пламенем, и огненными были струны на гитаре. Чехол валялся под ногами, никому не нужный и позабытый.

– Давно не виделись, ангелочек, – хмыкнула она. Глаза её горели чистым золотом, как солнце на закате.

– На самом деле, совсем недолго, – ответил Морган в тон. – Я приходил навестить тебя только вчера, Кэнди-Кэнди.

– Что поделать, – развела она руками. – Боюсь, я была не в лучшей форме и как-то пропустила сие знаменательное событие. Но какже хорошо-то, черти-сковородки. . – до хруста потянулась Кэндл, держа гитару на вытянутой руке легко, словно это была копия из пенопласта. И обернулась к фонарщику: – Ну что, пора начинать, громила?