Елена Грушковская - Странник

— Право же, довольно с меня, — сказал он, мягко отводя руку Джима с вилкой. — Я не хочу лишать вас пищи. Кушайте сами, а я ещё успею насытиться.

Джим белозубо улыбнулся, забавно нахмурился, изображая суровость, и шутливо приказал:

— Ну-ка, милорд, не капризничайте… Откройте ротик!

Лорд Дитмар с восторгом и наслаждением повиновался, а за своё послушание получил в награду поцелуй.

— Вот и молодец, — сказал Джим.

А лорд Дитмар промолвил:

— Я ваш раб, дитя моё. Я принадлежу вам… И всё, чем я владею, тоже ваше.

Он и в самом деле был готов отдать всё, что имел, за улыбку Джима, за его ласковый взгляд и нежное прикосновение его маленькой руки — такое, как сейчас. Джим потёрся носиком о щёку лорда Дитмара и сказал:

— Мой глупенький милорд, мне вовсе не нужно то, чем вы владеете. Довольно и вас одного.

Лорд Дитмар умилился. Ещё никто в жизни не называл его "глупеньким милордом", это звучало так забавно и вместе с тем невыразимо мило. Больше всего сейчас ему хотелось стать игрушкой Джима — большой плюшевой игрушкой, которую Джим бы тискал и щипал. Он засмеялся сам над собой.

— Чему вы смеётесь, милорд? — спросил Джим, с улыбкой заглядывая ему в глаза.

— Вы себе вообразить не можете, что вы со мной делаете, дитя моё, — вздохнул лорд Дитмар. — Я люблю вас.

Глаза Джима стали очень большими и сияющими, в них отразилось нечто, чего раньше лорд Дитмар не замечал. Этот лучистый, яркий, как солнце, взгляд поверг его на колени. Склонившись над рукой Джима, он прильнул к ней губами, не в силах распрямиться под тяжестью нахлынувших на него чувств. Лёгонькая, воздушная рука коснулась его волос, и он вздрогнул, как бы пронзённый электрическим разрядом.

— Мой милорд, — проговорил Джим с нежностью.

— Ваш, — шёпотом повторил лорд Дитмар. — Наверно, я и родился только для того, чтобы быть вашим… Простите, я горожу чушь.

Встав на ноги, он спрятал охватившую его бурю чувств за церемонным поклоном и проговорил на удивление спокойным голосом:

— Прошу меня простить, дитя моё… Вынужден вас покинуть, у меня через полтора часа лекция. Увидимся позже.

Уже в дверях он услышал, как Джим сказал ему в спину на каком-то незнаком языке:

— It's so englishmanlike11!

Лорд Дитмар обернулся.

— Простите?..

Но Джим улыбался.

— Не обращайте внимания, милорд. Извините. Я не сказал ничего обидного, можете не беспокоиться.

Но лорд Дитмар был озадачен. А он не любил оставаться озадаченным.

— Нет, всё же… Я никогда не слышал этого языка.

— Это один из земных языков, — ответил Джим. — Я хотел сказать… Не бойтесь проявлять чувства, не бойтесь быть сентиментальным. Если вы испытываете чувства, говорите о них. Мне никогда не надоест слушать.

Лорд Дитмар почувствовал, что его тянет броситься к Джиму и расцеловать — всего, с головы до ног. Но он не отважился на такое бурное проявление любви и подарил Джиму только один поцелуй, но горячий и долгий. Со всем остальным он решил повременить до свадьбы. И только за дверями он усмехнулся: он думает о свадьбе, когда ещё не сделал и предложения!

А Джим, оставшись один, откинулся на подушки и засмеялся. А потом, сам не зная отчего, заплакал. Вытерев слёзы, опять засмеялся — над собой. Угораздило же его ввернуть фразу на незнакомом для лорда Дитмара языке — уж наверняка это задело его. Но лорд Дитмар действительно порой напоминал англичанина — сдержанного, суховатого, воспитанного представителя знати, способного показаться плохо знакомым с ним людям даже высокомерным. Его редкие вспышки чувства так же украшали его, как украшают надетые в умеренном количестве драгоценности — что называется, "скромно, но изысканно". В конце концов Джим снова заплакал, но это были хорошие слёзы: он был счастлив.

Джим провёл в доме лорда Дитмара три дня. Всё это время он практически не вставал с постели, еду ему приносили в спальню, а вместо душа дворецкий обтирал его пропитанными лосьоном салфетками. Разглядывая его лысую голову, Джим сказал:

— Вы не хотели бы сделать операцию по пересадке волос? Хорошо помогает при облысении.

Дворецкий ответил сухо:

— Я облысением не страдаю, деточка, я бреюсь.

Хотя он обладал всеми характерными чертами дворецкого, но был несколько более эмоционален, чем Криар. В своём хозяине он души не чаял и был с ним почтителен и безупречно вежлив, а с Джимом обращался по-свойски, чаще называл его "деточка", нежели "сударь", позволял себе добродушно-ворчливый тон и, в целом, не слишком с ним церемонился. Но предупредителен и заботлив он был в высшей степени, а ещё обладал удивительной способностью появляться откуда ни возьмись, как джинн из бутылки, и как раз с нужной вещью в руках. Точный его возраст было невозможно понять, но, скорее всего, он был средних лет.