Кристин Фихан - Темное вожделение

В тот момент, когда он решил, что мучители решили закончить его страдания и, наконец, дать ему умереть, то понял, каков бывает настоящий ад. Кошмарная, жуткая мука. Злобные лица над ним. Обострение чувств, успокоенных в его сердце. Проходили секунды за секундами. Это должно прекратиться сейчас. Это должно было закончиться. Он чувствовал, как толстый деревянный кол проникает сквозь его плоть, образовывая огромное отверстие, разрывая мышцы и сухожилия. Молоток стучал, тяжело проталкивая деревяшку все глубже и глубже. Боль была настолько чудовищной, что он даже не смог бы такое придумать. Женщина, ментально связанная с ним, потеряла сознание, оказывая милосердие им обоим. Он продолжал чувствовать каждый удар, огромный кол, протыкающий его плоть, проникающий сквозь его внутренности, в то время как кровь била струей, как гейзер, еще больше ослабляя его. Он чувствовал, что его жизненная сила исчезла. Сила, столь истощенная теперь, когда он был уверен, что умрет. Он на пороге смерти. Он умирал. Но этого не должно было быть. Он был мужчиной-карпатцем, бессмертным, от них было не так легко избавиться. Желание было сильным и решительным. Желание бороться со смертью, даже когда его тело умоляло о конце страдания и существования.

Его глаза нашли их, этих двух людей. Они были покрыты его кровью, красными брызгами на их одежде. Он собрал свою силу, последние ее остатки, и захватил их пристальные взгляды, смотря на них гипнотизирующе. Если бы он только мог надеяться, что их зло в стократном размере возвратится к ним. Один из проклятых внезапно резко отодвинул своего компаньона. Они быстро прикрыли глаза своей жертвы тканью, неспособные больше выдержать темное обещание в глазах, отражающих страдание, напуганные его силой, несмотря на то, что он настолько ослаб. Они рассмеялись, приковав его в гробу и закрепив тот вертикально. Он услышал свой крик боли, но звук был только у него в голове, отзываясь резким эхом, запертым, дразнящим его. Он вынудил себя прекратить. Они не могли услышать его, но это не имело значения. У него осталось немного гордости в запасе. Чувство собственного достоинства. Они не победили его. Он был карпатцем. Он слышал каждый удар о дерево, когда они его закапывали, похоронив в стене подвала. Каждую лопату с землей. Темнота была полной. Тишина ударила по нему.

Он существо ночи. Темнота — его домом. Все же теперь в его страданиях она была врагом. Оставалась только боль и тишина. Раньше он сам всегда выбирал темноту, исцеляясь в земле. Теперь он был заключенным, запертым в земле, которая была недосягаема для него. Это должно было быть удобным, все было рядом, и все же доски гроба мешали его телу коснуться того, что в конечном счете излечило бы раны.

Голод начал вторгаться в его мир боли. Проходящее время ничего не означало. Только ужасный, неустанный голод, который рос, пока это не стало всем его миром. Боль. Голод. Ничто иное не существовало для него больше.

Он понял, что через некоторое время сможет заставить себя заснуть. Но возвращение этой способности больше ничего не значило. Он ничего не помнил. Это было его жизнью. Сон. Просыпался он только тогда, когда какое-либо любознательное существо появлялось слишком близко. Тогда его сердце начинало биться, и его поглощал взрыв боли. Сохраняя так много силы, как только было возможно, он пытался притянуть пищу к себе. Источники были маленькими и далекими. Даже насекомые учились избегать места тьмы и злорадного существа, живущего там.

В бесконечные моменты, медленно тянущиеся мимо него во время его болезненного бодрствования, он шептал себе свое имя.

«Жак».

У него было имя. Он был реален. Он существовал. Он жил в аду. Он жил в темноте. Часы превратились в месяцы, потом в года. Он больше не мог вспомнить никакого другого образа жизни, любого другого существования. Не было никакой надежды, никакого покоя, никакого выхода. Не было никакого конца. Только темнота, боль, ужасный голод. Время, начинающееся, чтобы пройти, ничего не значило в его маленьком мирке.

Его запястья были закованы так, чтобы у него была небольшая свобода маневра, и каждый раз, когда существо приближалось достаточно, чтобы пробудить его, он царапался о стенки своего гроба в тщетной попытке выйти. Его сила возвращалась настолько, что он в конечном счете мог уговорить свою добычу прийти к нему, но этого было достаточно только для того, чтобы выжить. Не было никакого способа возвратить его власть и силу, не восполнив огромного объема крови, который он потерял. Не было никакого существа, достаточно большого, чтобы сделать это. Каждый раз, когда он, скованный, просыпался, новые силы устойчиво вытекали из его ран. Без необходимого количества крови, чтобы заменить ее потерю, его тело не могло излечить себя. Круг был бесконечен, отвратительный, уродливый цикл, который длился в течение целой вечности.