Марьяна Сурикова - Насильно мил ли будешь

Пока осматривалась, заметила на противоположной стене открытый проход. Раньше я его не видела, хотя, может, не до того мне было. Поднявшись с кровати, решила одеться. С трудом натянула платье на непослушное тело, которое стонало и молило о долгом полноценном отдыхе. Кое-как затянув завязки на спине, обула туфли и подошла к двери. Она была заперта. Тогда я направилась к проходу, за которым оказался уходящий вдаль коридор. Я оглянулась назад, осмотрелась еще раз и решила подождать Альтара, возможно, он просто вышел. Проведя в ожидании какое-то время, отметила, что одинокий солнечный луч превратился в россыпь таких же лучей, заливавших теперь спальню. В комнате никто не появился.

Я решилась и зашла в открытый проход, освещенный небольшими магическими шариками, висящими под потолком, и оказавшийся довольно коротким. Когда уперлась в стену в конце, она вдруг сдвинулась в сторону, открывая выход в коридор жилого этажа, на котором находилась и моя комната. Я прошла вперед и услышала шорох за собой. Выход закрылся, а стена вновь стала цельной, словно не скрывала за собой темного прохода.

Вот тогда осознание затопило горестной волной. Так значит? Утро наступило, пора и честь знать? А я сидела там, ждала чего-то. Мне же недвусмысленно дали понять, что могу идти домой, когда проснусь, даже потайной коридор открыли. Наверное, чтобы не натолкнулась на кого ненароком. Позаботились о девичьей чести. Я пыталась сдержать боль, стремительно заполнявшую сердце, вытеснившую из нее то счастье, что, казалось, властвовало безраздельно. На глаза навернулись предательские слезы. Смахнув их рукой, поспешила в свою комнату, по дороге так никого и не встретив. Удивляться было нечему, многие провели весьма бурную ночь.

Закрывшись в комнате на замок, легла на кровать, уговаривая себя поспать, но сон бежал от меня, а сердце сжималось в груди. Слезы все же потекли из глаз, и тоска наполнила душу. Слезы — это хорошо, они омывают раны, облегчают боль. Я знала, что в такие моменты бесполезно пытаться взять себя в руки, нужно просто смириться и ждать, ждать, когда чувства пустоты и одиночества уйдут прочь. Вот так я и рыдала, пока слезы не иссякли. Они не избавили от душевной тоски, но сделали ее более переносимой. Боль притупилась, превратившись из резкой в тупую и ноющую, давящую своей тяжестью на сердце.

Какая же я глупая! Дурная девчонка, совсем жизни не знаю! Вот она плата за мгновения счастья. Знала бы, что за одну ночь придется платить такими мучениями ни за что бы… да кого я обманываю? Я ведь не смогла бы ему отказать, даже зная о расплате. Что теперь делать? Экзамены закончились, бал прошел, все разъезжаются на каникулы, да и мне пора. Хотя дома никто и не ждет, но он все-таки есть этот дом, а больше ехать некуда. Занятия начнутся вновь лишь спустя два месяца. Пора начать собирать вещи и договориться о повозке, которая доставит меня домой. Деньги на дорогу придется взять из своих сбережений. Кое-что я хранила в комнате, вот их и возьму. Если нанять старенькую медленную и весьма неудобную повозку, то можно договориться на вполне сносную сумму. На ночь вовсе необязательно останавливаться в гостинице, буду спать в дороге, а чем там еще заниматься? Благо, дом не слишком далеко, дня за два доеду. Все верно, необходимо занять себя сбором вещей и другими делами.

Я поднялась с кровати, подошла к окну и увидела, что солнце клонится к закату. Это сколько же я так пролежала?! А ведь даже не ела сегодня весь день, но голода не испытывала. Все-таки я буду последней дурой, если начну предаваться жалости к себе, голодать и проливать слезы. Не дождется он этого от меня! Я решительно переоделась, умылась и отправилась в столовую. Быстро покончив с ужином, заглянула к привратнику и договорилась о повозке на завтрашний вечер. Вернувшись в комнату, принялась собирать вещи. Так и не прибранные волосы упрямо мешали собираться, лезли в глаза. Я оглянулась в поисках гребня и вспомнила: 'Святые небеса! Я оставила гребень у него!' Что теперь делать? Я туда не вернусь, и пропади этот гребень пропадом! Ну как же так? Это ведь самая ценная вещь для меня — память о маме. Она сама подарила мне гребень на десятилетие. Я еще так любовалась им тогда, считая самой красивой вещью на свете. Мама потратила приличную сумму, заказав эту безделушку у гномов, на ней были искусно выполнены мои инициалы. Как теперь быть? И речи идти не могло о том, чтобы вернуться в ту комнату или пойти к ректору. Нет, нет и еще раз нет!