Мария Захарова - Черта - прогулка по грани

Иногда Тамара завидовала недалекости своей подруги. Ланке всегда все по барабану. Она искренне верила, что в ее гавань ни один шторм не проберется, пусть даже насланный всесильной рукой руководства.

— И что? — все также безразлично под размеренное царапанье ногтевой шлифовки.

— Лан! Ты спятила? — Тамара даже задохнулась от возмущения. — Редькин — министр экономразвития. Прижмут нас!

— Вот Ритке и скажи. Я-то чего?! — невозмутимо отозвалась Иллария. — Мое дело на звонки отвечать и корреспонденцию принимать. Вот кстати, еще одно письмо поступило, — отбросив маникюрный инструмент в сторону, Лана схватилась за мышку. — От…

— Мара! — гневный оклик и протестующий "вопль" дверных петель, заставили обеих подпрыгнуть и повернуться на голос. — В кабинет!

— Мамочка, — услышала Тамара писк подруги, спеша за широко шагающим мужчиной, выражение лица которого не предвещало ничего хорошего.

— Нет. Вы не понимаете. — Молодой послушник говорил тихо, но с таким чувством, что присутствующим казалось — он кричит. — Цвет. Вы не передаете этим цвет. — Парень отобрал у мастерового тонкую кисть, которую тот по давней привычке крутил в руках и указал на стену. — Вот. Смотрите. Это не голубой.

Четыре человека смотрели на будущего монаха с недоумением и осуждением. Их взгляды так и кричали: "Не мешай нам делать свою работу", — но это не помогало. Юный насельник твердо стоял на своем.

— Это небесный. Истинно небесный, не синий, не голубой, не бирюзовый. Видите?

— Ты-то откуда знаешь?

Александр Станиславович Петраховский уже даже не говорил, он "скрипел" не хуже старой калоши доведенный до ручки этим мальцом, возомнившим себя новоявленный Рублевым. Если бы "мистер всезнайка" имел хоть какое-то художественно образование, Петраховский понял бы, возможно прислушался даже, так нет, выступает на чистейшем энтузиазме, просто потому, что считает себя правым. А это уже перебор!

Группа Петраховского должна была отбыть домой еще вчера утром, так как возложенные на нее работы подошли к концу, а тут этот, свалившийся на их головы. Настоятель в восторге, монахи разве что в ножки не кланяются, а это "чудо" сбивает всех с толку своими нелепыми претензиями.

— Что сам восстанавливать не взялся, раз умный такой?

Послушник с искренним изумлением воззрился на Александра. "Праведные" зеленые глаза, наполненные неприкрытым недоумением, пробирали до самого сердца — такие искренние, наивно-мудрые, убеждающие. Петраховский расстроено вздохнул. "Ни хрена не поможет", — мелькнула шальная мысль, за которую он тут же испросил прощения у всех известных богов.

— Хорошо, объясни нормально, каким ты его видишь? — мужчина указал на подковообразное арочное перекрытие, где находилась раздражающая взгляд рясофора фреска, готовый вознести молитву кому угодно, лишь бы этот "живописец" оставил его в покое.

Новоначальный открыл было рот, чтобы облечь свои мысли в словесную конструкцию, но его остановило тихое эхо приближающихся шагов.

— Брат Святослав.

Одним обращением наместник Свято-Введенского монастыря заставил послушника закрыть рот и смиренно склонить голову. Александр чуть было не запрыгал от радости, как малое дитя, но сдержался и, сложив руки крестообразным ковшиком — правую поверх левой, склонил голову перед отцом Михаилом. Получив благословение, мирянин поцеловал "невидимую руку Господню" и посмотрел на своего спасителя с истинно братской любовью.

Еще утром, перед тем как придти в обитель монашествующих, Петраховский с остервенением терзал сотовый в надежде дозвониться до руководства и попросить, чтобы Семеныч связался с архимандритом, с которым был очень дружен, и разрешил недоразумение, свалившееся на плечи Александра. Но Корягина не оказалось на месте, Марка тоже трубку не брала, а от Ланы ничего путного он добиться не смог, и принялся мысленно заказывал себе гроб с бархатной подстилкой, когда юный насельник, завидев их приближение, ринулся в атаку. Сейчас же Петраховский испытывал такое неимоверное облегчение при виде наместника, что даже присутствие послушника его не раздражало, а скорее радовало, особенно кроткая покорность последнего.

— Александр Станиславович, — глубокий голос отца Михаила "осеняющим перстом" прошелся по всем собравшимся. — От имени братии примите мою искреннюю благодарность за проделанную работу. Это большой труд, и он воздастся вам…

Дальше Петраховский уже не слушал. Все его помыслы устремились домой — к Таньке и маленькой Иришке, которых он не видел уже несколько недель.