Мария Захарова - Черта - прогулка по грани

Убедить Илларию в беспочвенности подобных предположений Тамара так и не смогла. Сложно что-либо доказать человеку, который попусту отказывается тебя слушать, продолжая настаивать на своем. И потому ей пришлось сдаться и позволить Ланке раскручивать теорию "преображения Мары" по собственному усмотрению.

Как засыпала, девушка даже не помнила, видимо, отключилась моментально, едва только голова коснулась подушки. А потом были сны — красочные, цветные сны, от просмотра которых она бы с радостью отказалась, если бы смогла. Или захотела?

Чем дальше, тем глубже Тамара увязала в противоречивых эмоциях и все хуже понимала саму себя, не в силах распутать клубок собственных желаний. Они разрывали ее представления о жизни не только видениями и галлюцинациями, наличие которых она уже давно не отрицала, но и предательскими порывами телесной оболочки, которая в последнее время, похоже, зациклилась на плотских удовольствиях.

Или это разум, а не тело? Вопрос интересный и неоднозначный.

Девушка мучилась, стараясь разобраться, но неизменно заходила с тупик.

Мара проснулась от обжигающей боли, пронзившей предплечье, благодарная ей за возвращение в реальность и одновременно злая за столь резкое изъятие из сновидений.

Уже почти стемнело, и уходящий день вечерними сумерками заглядывал в окно, не имея больше сил бороться с полумраком комнаты.

— Что за… — от неожиданности Мара замолчала.

Рядом с ней на кровати расположился белый шипящий комок, выпущенные коготки которого впились в девичью руку.

— Джун!

На радостях Тамара забыла о боли. Лицезреть любимицу так близко, равносильно долгожданному подарку, и бог с ними, с царапинами. Поболит и перестанет, — как неустанно повторяла воспитательница детского сада ревущей над сбитыми коленками малышне.

— Джун, маленькая, — девушка подалась вперед, собираясь приласкать кошку, но та, злобно фыркнув, отпрыгнула в сторону, избегая прикосновения.

— Джун, — просительно позвала Мара, надеясь, что капризулька передумает и вернется, чего та явно делать не собиралась.

Махнув хвостом, проказница грациозно соскочила с кровати и, прошествовав через комнату, скрылась за дверью.

— Почему? — простонала девушка, повалившись обратно на подушку.

Ответа на этот вопрос так и не появилось. С тех пор как Джун неизвестно из-за чего объявила ей бойкот, изменений в сторону налаживания отношений не наблюдалось. Кошка почти все время пряталась, и если бы не опустошаемая за день миска с кормом, Тамара давно бы решила, что ее питомица каким-то чудесным образом выбралась из квартиры.

Расстроенная поведением Джун, Тамара потянулась, прогоняя остатки сладкого томления, оставшегося в теле после сна.

Такие сны! Впервые за всю ее жизнь!

Даже в переходный период Маре не снилось ничего столь откровенного, хотя подружки делились ночными откровениями и фантазиями о мальчиках.

"Возможно, Ланка права; возможно, хватит блюсти чистоту непонятно для кого и все забыть?" — подумала девушка, ощущая приятную тяжесть внизу живота, налившуюся чувствительность груди и желание чего-то большего. — "Возможно, время пришло".

Уже давно Тамара запретила себе думать о нем, о той последней встрече, пустившей ее жизнь под откос, перечеркнувшей все надежды и чаяния лишь парой слов — "Мы расстаемся".

Она заставила себя забыть разъедающую душу горечь предательства, пережив его, а вот отпустила ли?

Делала вид, что отпустила. Вроде бы смело шагая дальше, не оглядываясь назад, она на самом деле всего лишь сбежала, спрятавшись в скорлупу карьеры и долга, отгородившись ею от любых отношений, кроме дружеских.

— Хватит! — разозлившись на себя, Мара откинула плед и слезла с кровати. — Хватит жить этим. Пора меняться.

Прозвучало как клятва.

"Аккуратист, не способный на принятие неординарных решений", — слова, не дающие ему покоя. Они с завидной периодичностью звучали рядом, словно тот, что произнес их, ходил кругами неподалеку и продолжал давить на больную мозоль.

Это была прощальная шпилька отпущенная антиподом в его адрес. Не мог он не поддеть, будучи осмеянным при всех, не в его правилах оставлять подобное без ответа.

— А сам-то! Экстраординарность тоже мне! Только по проторенным дорожкам и избитым путям! — недовольно проворчал он. — Все по моим, да по бабам. Тьфу!

Гримаса брезгливости исказила идеальные черты лица, явно демонстрируя отношение его обладателя к поступкам оппонента. Их взаимная "любовь" не имела границ и правил, представляя собой что-то чрезвычайно размытое и всеобъемлющее, чтобы получить более или менее точное определение.