Анетт Блэр: Ловушка для ведьмы

— Я знаю, где выход, Эйнштейн. Я же только что вошла сюда.

Курт предложил ей руку, но убийственная улыбка «магнита для мужиков» заставила покраснеть этого слоноподобного громилу. Ее светлые волосы покачивались волнами, словно море от нагретого солнцем бриза, а весь ее вид и аромат, исходивший от нее, вносили мир и покой в сам воздух вокруг них.

Кинг выругался матом. Он окружил себя понимающими только приказы мужиками и знал, как иметь с ними дело. Но сейчас он понятия не имел, что делать с длинноногой блондинкой в красных туфлях на шпильках, коротющих шортах и обтягивающей маечке с V-образным вырезом, так и кричавшей яркими буквами «Я обалденная и горжусь этим!». Она без спросу ворвалась в замок, подрывая авторитет Пэкстона, лишая его способности рассуждать здраво и отказываясь сдвинуться с места.

Кинг вполне спокойно относился к использованию в своих целях сексуальной привлекательности (если, разумеется, это не выходило за определенные рамки) и в других обстоятельствах вполне мог надеяться на нечто большее… Но она выбрала крайне не подходящее время.

Ему не нужны были дополнительные препятствия. Он всего-навсего хотел восстановить эту черную денежную дыру в виде замка и побыстрей продать до того, как замок принесет еще больше горя. Кингу до чертиков не терпелось поскорее избавиться от него, как это всегда получалось с другой респектабельной недвижимостью, которую ему приходилось покупать и реставрировать.

Логика, здравый смысл и деловое чутье подсказывали Пэкстону бросить на хрен эту затею. Но где-то очень глубоко в душе, втайне от всех, его добивало желание вступить-таки в права наследования и завладеть этим замком. А это значило, что он должен был отыскать изначальное умиротворение, вложенное в это здание и подкреплявшееся его месторасположением.

То самое умиротворение, на поиски которого он тратил последние копейки. Дьявол разорви его на тысячи кусков! Он начинал видеть это умиротворение в этой самой женщине, похожей на мираж. Но, так или иначе, он никогда не найдет его в сексуальных манипуляциях или попытках саботировать работу над замком. Будь она белокурой богиней или кем угодно. Кроме того, этот замок мог задушить на корню любой мир и покой, хоть капельку, ненароком, коснувшиеся его.

Похоже, все, кто попадал в это место, начинали ссориться. И это было единственной причиной, по которой Кинг не уволил к чертям собачьим своих постоянно выносящих друг другу мозг людей. Разногласия, накопившиеся за многие поколения здешних обитателей, вступали в сговор против любого осмелившегося войти в этот жуткий сумасшедший дом, в котором по всем углам гулял ветер, завывающий, словно потревоженный кем-то дух. К тому же, складывалось ощущение, что замок попросту отказывается сотрудничать.

И если это не полнейшее безумие, то Кинг понятия не имел, что это такое. Хотя нет. Он знал. Знал, что это полный идиотизм, когда его так неудержимо, словно магнитом (и это он имел в виду буквально) тянет к сексапильной мисс Короткие Штанишки. Черт подери, от одного ее вида мужики прекратили собачиться и принялись пускать слюни. Это ее гребаная вина в том, что его кровь сделала разворот на сто восемьдесят градусов и перестала подпитывать мозги, отчего страшно кружилась голова.

— Вон!!! — проорал Пэкстон, указывая пальцем на выход.

Барби Уложименявпостель сложила на груди руки и выгнула бровь.

— Давай-давай, тебе туда, — пробубнил Кинг, поднял ее, прямую, как рельсу, и потащил к двери.

Одной руке несказанно повезло: половина аппетитной задницы целиком заполнила ладонь. Узкая майчонка еще ниже сдвинулась на груди и задралась на талии. Так что Кинг не смог сдержаться и тупо пялился на ее пышную грудь, в то время как шелковистая кожа на узкой талии обжигала его пальцы. И от всего этого он едва держался на ногах.

Пэкстон старался добраться до двери как можно быстрее, поскольку был уверен в том, что ничто не заставит ее заткнуться надолго, даже шок. Там, где их тела соприкасались, все рос и рос жар. Их взгляды встретились, и это породило между ними всплеск чистейшей сексуальной энергии.

Словно море, цвет ее глаз менялся в зависимости от настроения. Он видел это собственными глазами. Яркая аквамариновая вспышка осветила ее взгляд, когда она шаловливо улыбнулась его людям. Но, когда шок сменился яростью, ее глаза приняли оттенок бурного моря, стали темно-зелеными, ровно до того момента, как она почувствовала жар, возникший от контакта их тел, отчего глаза ее стали серо-голубыми, как утренний туман.