Дж. Уорд: Пробудившийся любовник

Паника, временно отступившая, вновь сжала сердце ледяной рукой.

Мечтая погрузиться в оцепенение, Белла осела на холодную землю. Лессер натаскал из ее дома кучу теплых вещей — все, что разыскал в ящиках и шкафу. Но, несмотря на одежду, холод пробирал до костей, превращая позвоночник в ледяной столб.

В голове поползли картины из прошлой жизни. Уютный деревенский домик. Веселые языки пламени в камине. Ощущение уюта и абсолютного счастья… Нет, не годится. Воспоминания до добра не доводят. Сразу начинаешь думать о матери… о брате.

Господи, как прав был Ривендж, доставая ее своим деспотизмом. Послушай она его тогда и останься в семье, ничего бы этого не случилось. Виной всему ее тяга к самостоятельности. Какой черт дернул отправиться к соседке через луг? Вот и напоролась на то, что теперь сидит в яме. Телом жива, но мертва душой.

Интересно, надолго ли хватило у брата пороху? Наверное, уже сдался и оставил надежду ее разыскать.

С одной стороны, было приятно думать, что Рив придет на помощь, но с другой — он всего лишь гражданский, а лессеры — ребята здоровые. Сильные, злобные. Чтобы справиться с ними, нужен не просто крепкий мужик, а монстр.

Перед глазами всплыл образ Зетиста. В мельчайших подробностях, как на фото. В черных глазах — дикий блеск. Лицо, изуродованное шрамом. Верхняя губа рассечена. На горле и запястьях — черные татуировки раба. Белла вспомнила спину, испещренную следами от ударов кнута, проколотые соски с серебряными колечками. И мускулистое поджарое тело.

Его железная воля и неистощимая ненависть ко всему миру наводили ужас на вампирское племя.

Как там говорил про него брат-близнец? «Не сломлен, а полностью разрушен…» Или: «Падший, но не сломленный»?…

Вот о каком спасителе она мечтает. Достойный противник мучителю лессеру! Но вряд ли он поспешит на помощь. Кто она ему? Случайная знакомая? Они и виделись-то пару раз.

И во время последней встречи он прогнал ее с глаз долой, навсегда.

Страх снова кольнул сердце. Теплилась слабая надежда, что Ривендж обратится за помощью в Братство. Тогда, может быть, воин выполнит свой долг и спасет ее.

— Эй, есть кто живой? — раздался неуверенный мужской голос.

«Новый пленник. Они поначалу все чего-то хотят».

Откашлявшись, она ответила:

— Я… тоже тут.

После долгой паузы мужчина воскликнул:

— Господи! Ты — та самая женщина, которую похитили? Белла?

Собственное имя поразило ее, как гром с небес. Чертов лессер так долго называл ее просто женой, что остальное забылось…

— Да, это я.

— Так ты жива!

«По крайней мере, сердце еще бьется».

— Откуда ты меня знаешь?

— Я был на твоих похоронах вместе с моими родителями. Их зовут Ральстам и Джиллинг.

У Беллы застучали зубы. Вот, значит, как. Мамочка с братиком… проводили ее в последний путь. Хотя их можно понять: религиозная родня свято блюдет древние традиции. Раз уж мамаша вбила себе в голову, что дочь должна отойти в Забвение по всем правилам, — ничто ее не остановит.

Господи. Одно дело — подозревать, что тебя не ищут, и вовсе другое — знать это наверняка. Никто ее не спасет. Теперь уже — никогда.

Услышав странный звук, она поняла, что захлебывается в рыданиях.

— Я собираюсь бежать, — уверенно произнес молодой вампир. — И возьму тебя с собой.

Белла откинулась на ребристую стену трубы и медленно сползла вниз.

Умерла, так умерла.

Зетист шагал по переулку неподалеку от Трейд-стрит, круша тяжелыми подошвами лед на замерзших лужах и ребристые следы шин. Вокруг — хоть глаз выколи. Глухие кирпичные стены без окон. Луна — за толстым слоем облаков. Ни полный мрак, ни одиночество его не тяготили. Ночное зрение работало прекрасно, а бьющий через край гнев был привычной компанией.

Чего недоставало для полного счастья, так это капельки черной крови. Хотя какой, к черту, капельки? Скорее водопада. Чтобы он мог омыть лицо и руки. Широкого потока, который бы превратил землю в черное болото. Чтобы отомстить за Беллу, и сотни лессеров не хватит.

Вампир давно похоронил девушку в своем сердце, с болью сознавая, что смерть ее была страшна и мучительна. И тем не менее продолжал допытываться у каждой новой жертвы, где ее прячут.

Не теряя надежды получить ответ на страшные вопросы: когда и как она умерла?

Он должен это знать. И рано или поздно узнает.

Зет принюхивался, надеясь учуять сладкий запах детской присыпки. Черт, неизвестность — страшнее любой пытки.