Анна Грэм - Зверь

Эллен вымыла чашку с разводами засохшего кофе, которую Адам забыл в раковине, провела ревизию холодильника и даже сообразила что-то нехитрое на ужин — и всё, как в тумане. Остатки не выжженного адреналина заставляли её двигаться, суетиться, перекладывать предметы с места на место. Барр не притронулась к своему чемодану, она всё ещё не верила в то, что ей больше не нужно никуда спешить.

— Похоже, завтра у меня будет много работы, — сказал Адам, стряхивая с плеч остатки снега, которые ещё не успели на нём растаять. — По радио говорили, на дорогах чёрте что.

Завтра он потеряется среди помятых крыльев, оторванных бамперов, проколотых шин, но это будет лишь завтра. Эллен шагнула к нему. Она прильнула к его щеке, потерлась носом о его нос, чувствуя, как он улыбается и отвечает ей лёгкими, но настойчивыми прикосновениями к спине, талии, рукам. Эллен поцеловала его нежно, не спеша, стараясь продлить мгновение их долгожданного воссоединения. Забравшись руками под его майку, она почувствовала, что он напрягся, застыл, словно каменный.

— Эллен мне надо в душ, — Адам аккуратно убрал её руки от себя и сделал шаг назад. — Серьёзно.

— Я с тобой, — Эллен сделала ещё одну попытку войти в его личное пространство, которое Бишоп вдруг стал оберегать от неё. Эта холодность не понравилась ей.

— Нет, — он остановил её, опустил взгляд в пол, пытаясь подобрать объяснения своей отстраненности. — Слушай, я уже не так хорош, как был.

Он взглянул на своё плечо и чуть за спину. Барр проследила направление его взгляда и поняла, что он имеет в виду следы, оставшиеся у него с того проклятого дня в Форт-Келли.

— Шутишь?! — Эллен готова была сорваться на крик от возмущения. Она не понимала, как Адам мог допустить мысль, что хоть на секунду может стать ей неприятен, что ей есть какое-то дело до неэстетичности его кожи.

— Знаешь, не все шрамы украшают мужчину.

— И ты собираешься всю жизнь прятаться от меня? И в постели будешь со мной в одежде?

— Если потребуется, — совершенно серьёзно выдал Бишоп, и Эллен едва не захлебнулась словами.

— Адам, не выдумывай, ладно? — Барр заставила себя успокоиться, чтобы не спугнуть его доверие своим напором. Она сделала шаг к нему ближе, поддела пальцами подбородок и заставила смотреть себе в глаза. — Шрамы меня не напугают, я видела кое-что посерьезнее и, тем не менее, я здесь.

Она поцеловала его в кончик носа, а после в губы с такой обезоруживающей нежностью, что Адам сдался.

Эллен забыла, когда в последний раз нормально принимала душ: не в замызганном номере дешевого мотеля среди запаха хлорки и сырости, а дома. Здесь, в доме Адама Бишопа главенствовал запах чистоты, мокрого цемента и лайма — запах свежего ремонта и новой жизни. Она будет простой и незамысловатой, но настоящей, без привкуса синтетики, без дорогих удовольствий, делавших её жизнь такой дешёвой.

Её ладони скользили по его мокрой, горячей спине, спотыкаясь об узловатые рубцы — ей хотелось целовать каждый дюйм его израненной кожи, чтобы заглушить, забрать пережитую когда-то боль и воспоминания о ней.

— Ты преувеличил, — росчерки когтей Зверя багровели на его широкой спине, такие, каких не покажешь ни на пляже, ни на стрижке газона, скинув майку под палящим летним солнцем. Такие вызывают вопросы, но не отторжение, и Адам, наверное, ещё не придумал им правдоподобное объяснение. Эллен ничего не нужно было объяснять, эта тайна была им одна на двоих. — Мы потеряли столько времени.

— Я не хотел быть для тебя живым напоминанием о том, что тебе пришлось перенести, — он ответил на невысказанный вслух вопрос, о том, почему он исчез и не оставил для неё ни слова.

— Я так и думала, — Эллен покачала головой, скользнула у него подмышкой, чтобы снова быть лицом к лицу. — Снова всё решаешь за меня. Будем с этим бороться.

— Ну, всё, потом поговорим, — Адам смял её тело в нетерпеливых, едва ли не грубых объятиях и шагнул к стене. Эллен ощутила затылком прохладную поверхность керамической плитки.

Ей не нужно было ничего, только снова ощутить его в себе. Ощутить это с ума сводящее единение с любимым, снова отдаться своим чувствам, которые преодолели время и расстояние, а после греться у камина с бокалом горячего вина, наблюдая, как за окном белеет вьюга. Стихия бушевала, занося подступы к дому и мастерской сугробами, снежные комья липли к окнам и, чуть подтаявшие, скатывались вниз к раме, заслоняя тусклый дневной свет. Полдень превратился в вечерние сумерки, и гостиная освещалась лишь отблесками пламени за решёткой камина.