Ирина Молчанова: Вампиры - дети падших ангелов. Голоса дрейфующих льдов

«Вот он - любовный треугольник, - горестно размышляла девушка, - и что с ним делать, когда ни кто-то там, а я - часть этого треугольника? Как же легко говорить, что смерть одного - прекрасное решение проблемы, если речь о какой-то мыльной опере! И насколько все иначе, если сама жизнь вдруг становится оперой».

Катя протяжно вздохнула и, заметив направляющегося к ней Вильяма, выдавила из себя улыбку.

В саду зазвучал голос француженки Мирей Матье и пары соединились в вальсе.

Молодой человек протянул руку.

- Простишь мне мой каприз?

Ей вовсе не хотелось с ним ссориться, особенно в такую прекрасную ночь, наполненную запахом трав и сладких цветов.

- Конечно. - Девушка последовала за ним на каменную площадку, освещенную ясным глазом луны с кровавым отблеском на нижнем веке.

И вновь Катю пронзило чувство дежа-вю, где-то она все это уже видела…

Кружа ее в вальсе, Вильям сказал:

- Всего-то наш второй танец.

«И правда, - изумленно подумала она. - Как же так вышло?» Казалось, они знали друг друга так давно, столь многое их связывало, а за все это время им удалось лишь раз потанцевать.

С Лайонелом она много танцевала… А ведь первый танец он бессовестно украл у брата на Рождественском балу, изумив всех, и разозлив Анжелику своим оригинальным выбором партнерши.

Катя потупилась. Изумрудные глаза смотрели на нее с нежностью, рука обвивала за талию легко и осторожно, точно боясь сделать больно. Вторую ее руку Вильям держал бережно, как будто ему вверили нечто очень хрупкое. И так во всем, он обращался с ней, точно она была соткана из воздуха. Ей это льстило, ее это утешало в тяжелые времена, когда хотелось кинуться в чьи-то объятия в поисках сочувствия и понимания. Совсем иначе держался с ней Лайонел. В танце прижимал к себе так крепко, что дыхание перехватывало, целовал скорее страстно, чем нежно, и смотрел на нее с легкой насмешкой. Для него она оставалась маленькой и глупенькой, он редко, как ей казалось, воспринимал ее серьезно. А она действительно, видно, глупая, потому что отдала бы все на свете, посмотри он на нее хоть раз как смотрел Вильям. Не могла она оценить то, чем уже владела, ее манила одна-единственная вершина - непокоренная, и оттого такая желанная.

- Я тебя люблю, - сказал Вильям, всматриваясь в безмятежное лицо девушки.

Катя подняла на него глаза и слова застряли в горле, не давая вздохнуть. Он терпеливо ждал, а она молчала.

И тут с черного беззвездного неба хлынул дождь. А вместе с ним в сад, сметая со своего пути теплый сладкий от черемухи воздух, точно ворвалась зимняя вьюга.

Девушки с возмущенными криками бросились под навес веранды, а Катя замерла, не позволяя Вильяму увести себя с площадки. Оглушенная и пораженная, стоя в его объятиях, она глядела в небо, подставив лицо дождю, и, как сумасшедшая, улыбалась. Капли были таким холодными, обжигающе ледяными, словно растаявший лед, и пахли они зимой - снежной и морозной. В голове, в груди и в животе, в каждой частичке ее тела играла музыка поразительной чистоты и глубины - под аккомпанемент ледяного дождя зазвенела мелодия «I miss you» The Daydream. Перед глазами возник диск с названием «Мечта», на котором изображались мультипликационные мужчина и женщина, плавающие в звездном небе, держа в руке по сердечку.

- Ты улыбаешься, - растерянно пробормотал Вильям.

От звука его голоса Катя очнулась и, высвободив у него свою руку, отступила.

- Прости…

Вильям, еще не понимая, что произошло, в память об их вальсе осторожно пообещал:

- Любой каприз. - Но в зеленом взоре уже проснулась тревога. - Позволь, я провожу тебя под навес!

Девушка покачала головой, отступая сразу на несколько шагов. Ее платье промокло от дождя, а по волосам стекали, наполняя воздух морозной свежестью, ручейки. Они нежно текли по щекам, губам, по-свойски обнимали плечи, стекали по шее и бессовестно устремлялись ей в корсаж.

Гости с веранды пристально наблюдали за разыгрывающейся на площадке сценой. На некоторых лицах было написано недоумение, кто-то смотрел враждебно, кто-то понимающе. Поднялся шум из множества голосов, но Катя не слышала их, она внимала одному-единственному, способному подстроиться под музыку у нее в голове, до дрожи любимому голосу:

«Я хочу, чтобы ты принадлежала мне, - шептал дождь, - не нужно жертв, ты не создана для них. Ты не обязана спасать тех, кто устал, если сама полна жизни и сил. Мир еще постоит, шанс на перерождение будет и через четыреста лет, и через восемьсот, Бог подождет. Раскаяться за свой и мой эгоизм ты успеешь завтра, завтра наступит лето - и вот еще один сезон канет в бесконечность, а сегодня, сегодня пойдем со мной!»