Ирина Молчанова: Вампиры - дети падших ангелов. Голоса дрейфующих льдов

- Ничего я тебе не должна! - И, круто развернувшись, пошла через зал в сад. Внутри клокотала злость, а огненный шаг разросся.

«И где же ты был, пока красотка Анжи унижала меня?» - невесело подумала Катя. Иногда она мысленно обращалась к своему шару, точно к живому. Он, конечно, не отвечал ей - этим их отношения смахивали на отношения льдов Антарктики с Богом, с которым они беседовали на своем монотонном и величественном языке.

Девушка вышла на веранду с бетонным настилом, где стояли железные столики и кресла. Крышу подпирали мощные белокаменные колонны, увитые плющом.

Глазам открылась вымощенная гладким камнем круглая площадка, окруженная белоснежной черемухой. Дорожка за площадкой, усыпанная нежными лепестками и подсвеченная белыми фонариками, уходила в глубь сада до самой стены, где кончались владения Анжелики.

Катя зачарованно смотрела на танцующие пары и ей казалось, что она уже все это где-то видела. Только где?

Ночь за пределами освещенной веранды, площадки и аллеи была насыщенно черной, в небе застыла полная луна, с необычайной алой каймой внизу. Исходившее от нее сияние точно окровавленным языком облизнуло невинно чистые лепестки черемухи на верхушках деревьев. И на всем небосклоне - ни одной звезды. На что же сегодня так не хотели смотреть ангелы?

Теплый воздух, начиненный ароматом черемухи, такой сладкий и головокружительный проникал глубоко внутрь, вызывая легкое волнение. Катя присела на железный стул возле пустого столика.

Чуть поодаль, за пределами веранды, до неприличия близко друг к другу стояли Георгий с Анжеликой. И смотрел он на нее не с привычной маской подчеркнутой вежливости, а иначе - страстно, восхищенно и сердито.

Они не произносили ни слова, но Катя знала, что те жарко о чем-то спорят. Паук на плече Анжелики то и дело шевелил лапами, прикасаясь к шее хозяйки и передавая ей мысли молодого человека, яростно сжимавшего кулаки. А он, стиснув зубы и сверкая глазами, в свою очередь читал ее мысли.

Анна Орлова, всеми покинутая, стояла, подпирая двери в бальный зал, бросая косые взгляды на своего возлюбленного, так увлеченного красавицей Анжеликой.

А хозяйка тем временем неожиданно воскликнула:

- Я не верю тебе! Что они тут забыли?

Георгий пожал плечами.

- Не верить твое право. - И едва слышно прибавил: - Твой создатель Наркисс в их числе.

Губы Анжелики задрожали, и сама она как-то вся сжалась.

Молодой человек с невыразимой нежностью коснулся ее плеча и сочувственно сказал:

- За двести-то лет он мог и забыть тебя.

Она покачала головой.

- Но только не после моего послания к нему… Боже! - Девушка вскинула глаза на Георгия. - Это из-за меня они…

- Нет.

И оба посмотрели на Катю, а та не успела отвернуться. Все трое некоторое время смотрели друг на друга, затем Анжелика довольно громко произнесла:

- Ну что же, Георгий, очень жаль, что вы вынуждены сейчас нас покинуть… ночь в самом разгаре. - Она холодно улыбнулась. - Вы разбиваете мне сердце, не позволив подарить вам ни одного танца.

Катя с трудом сдержала улыбку, подумав, что это сердце не разбить, даже если шарахнуть вниз с Вавилонской башни.

А молодой человек криво усмехнулся.

- О, уверен, ваше сердце непременно кто-нибудь склеит… Возможно ли иначе?

Проходя мимо Кати, он удостоил ее коротким взглядом и обронил:

- Доброй ночи, Екатерина.

В его словах она уловила какой-то скрытый смыл, но раскрыть его не могла.

«Куда он так спешно ушел, даже не прощаясь со своей подругой? О чем спорил с Анжеликой? Почему упомянул Наркисса? Какое я имею ко всему этому отношение?» - гадала девушка.

Пары танцевали в саду, а для нее играла «Тоска» из оперы Джакомо Пуччини - арии Каварадосси. Мелодия, точно нож, разрезала ночь, страстная, неукротимая, и щемяще нежная.

Катя пыталась припомнить, что слышала об этой опере, но кроме слов Лайонела: «Самый красивый художественный исход любовного треугольника - смерть всех троих», ничего не вспомнила. В тот раз, когда он упомянул оперу Пуччини, ее слишком возмутило замечание про смерть, она даже попыталась спорить, сказала ему: «Зачем умирать всем троим? Будет достаточно одной смерти и тогда все станет на свои места». Он только посмеялся, совсем несерьезным тоном заметив: «Смерть троих для красоты и вечности. А смерть одного - для прозы жизни». Тогда они занялись любовью и оперу больше не обсуждали.

Сейчас Кате стало жаль, что она отмахнулась от темы любовного треугольника и смерти, так и не поняв, что же думает Лайонел. Вспоминая проведенные с ним дни, она ни о чем так не жалела, как о его словах, которые пропустила мимо ушей, уверенная, что у нее еще много времени, чтобы выслушать его и понять. Куда интересней ей было смотреть на него, целовать его, прикасаться к нему, чем обсуждать музыку, театр, архитектуру и прочее. А потом она была слишком погружена в мысли о своей бездарности, чтобы слушать кого-то, и главное - слышать. Да и вечность их оказалась слишком непродолжительной.