Ирина Молчанова: Вампиры - дети падших ангелов. Голоса дрейфующих льдов

Лицо мальчишки покраснело, на лбу вздулись вены.

- Да что на тебя нашло?

- Не понимаешь? - Вильям кивнул на Катю. - Ты, случаем, кувыркаясь с Анжеликой, не забыл, кого вверил тебе твой папочка? Наша госпожа Тьеполо - это бомба в Катином кармане и, сделав ее сильнее, считай, ты вырвал чеку.

- Какая глупость, - затряс волосами Тане. - Анжелика и думать уже о Кате забыла, уж поверь! А в случае чего, я найду на нее управу, будь покоен. - Он напустил на себя уверенный вид, но Вильяма его липовая бравада не убедила.

- Ну и где же Анжелика сейчас? Хозяйке дома пора бы поприветствовать своих гостей!

Атанасиос - сущее дитя, гордо сверкнул глазами.

- Ей нужно отлежаться, а то, бедненькая, притомилась…

Вильям смотрел на него и видел перед собой хвастливого подростка, ни больше ни меньше, мальчишку, который не может сдерживать эмоций после мнимого покорения настоящей женщины.

Молодой человек хотел еще предостеречь Тане, но тут в зале поднялся шум, все взгляды устремились на лестницу. А там на нижней ступеньке стоял некто, похожий на Анжелику, но с широко распахнутыми, совсем неживыми, стеклянными глазами. Она смотрела на всех, как будто впервые видела, на губах ее играла едва приметная, какая-то неосмысленная улыбка. Пальцы нервно поглаживали длинные лапы паука, восседающего на обнаженном алебастровом плече. Кожа ее стала еще белее, золотистый оттенок волос насыщеннее. На ней было одето платье, состоящее из множества платиновых колечек, и походило оно на обтягивающую кольчугу. Груди и треугольник внизу живота закрывала россыпь бриллиантов, остальные части тела щедро представлялись на всеобщее обозрение сквозь отверстия колечек.

И вот длинные стройные ноги в серебристых туфлях на железном каблуке понесли хозяйку навстречу гостям. Среди мужчин прошелся одобрительный шепоток, а среди женщин сдавленные аханья. Атанасиос присвистнул, на его лице читалось восхищение, смешанное с растерянностью и испугом. Он выглядел так, точно сам вдруг засомневался, что эта поразительная красавица совсем недавно позволила ему взять себя за каких-то несколько капель крови.

Девушка остановилась возле Георгия с его дамой и, судя по тому, как опустились уголки губ Анны Орловой, сказала ей что-то колкое.

Так хозяйка передвигалась от одного гостя к другому, и когда она отходила, те странно переглядывались. Кто-то пожимал плечами, кто-то хмурился.

Катя стояла на другом конце зала, но хозяйка дома целенаправленно продвигалась именно туда.

Когда девушка проходила мимо них, Тане окликнул ее.

Анжелика даже не взглянула на него, рука ее провела по лапам паука, черные стеклянные глаза нашли цель в лице Кати, и губы кровавого цвета тронула улыбка.

Порозовевший от стыда Атанасиос схватил девушку за запястье.

- Даже не поблагодаришь?

Наконец она посмотрела на него, но так, как будто вообще не понимала, кто перед ней. Весь ее облик демонстрировал безразличное презрение.

Если Вильяма подобное поведение не сильно удивило, Тане аж затрясло от нанесенного ему оскорбления.

- Кажется, ты забыла… - сквозь зубы начал он, но она бесчувственно оборвала:

- Я ничего не забываю. - Широко распахнутые черные глаза смотрели точно сквозь Атанасиоса, а на губах по-прежнему играла кроткая и оттого, явно, безумная улыбка. Этой девушке кроткость не была присуща никогда.

Она едва заметно кивнула Вильяму.

- И ты тут… ну да, ну да, наш главный заводчик тряпичных кукол - никчемная тень Лайонела. - Ее смех в установившейся тишине зала прозвучал сухо и отрывисто.

А затем она круто развернулась и зашагала к своей цели, более не останавливаясь.

Катя вернула недопитый бокал крови Бриану, не чувствуя себя способной держать что-то в руках. Пальцы дрожали, и она прижала руки к бедрам, чтобы никто не заметил ее состояния.

В мраморном розовом зале с колоннами, увитыми ароматными белыми и розовыми цветами, установилась такая тишина, что девушке казалось, музыка у нее в голове грохочет на всю вселенную. Вихрь сороковой симфонии Моцарта звучал настолько величественно и триумфально, точно в эти самые секунды торжествовала сама Справедливость.

Девушка неотрывно следила за приближением хозяйки дома и с каждом шагом той все отчетливее понимала: справедливость - она не такая, справедливость не может обладать столь страшной красотой, она не носит таких беспощадно острых шпилек и не смотрит глазами цвета бездны, пронизывающе и жестоко. Нет, справедливость - другая, Моцарт просто не понимает.