Анастасия Павлик: Перламутр (СИ)

Здесь все провонялось химией и потом старого жирного самца. Сгребши извращенца за майку, я впечатал его в стену и сунул в рот ствол револьвера. О, как давно я этого не делал! Он трясся как свинья на скотобойне; под его ногами стала расползаться лужа. Я наклонился к нему и прошипел:

— Твой перламутр пускает во мне корни. Наверно, это его дурное влияние, а, может, во всем виновато наше правительство. Кто знает? Но выслушай, мой ароматный друг, мою молитву: я хочу спалить к черту этот муравейник, и начать хочу с твоей халупы. Устроить себе праздник!

Не вынимая из его слюнявой пасти ствол, я затащил свинью в зал. Здесь был настоящий парник, ферма для выращивания перламутра. Льняные цветочки, тяжелый запах удобрений и добавок. В спальне нас ждал свернувшийся калачиком обнаженный юноша. Подвижная тату на всю спину. Трепещущие крылья, работа высочайшего класса. Он томно созерцал нас из глубин своего наркотического колодца, не пытался прикрыть наготу. Мне почему-то стало тоскливо при взгляде на него. Тогда я выволок свинью обратно в зал-теплицу и припечатал рукоять револьвера к его лбу. Он опрокинулся на пол, громко стеная, кровь заливала отвисшие щеки.

Улыбаясь, я достал зажигалку.

Все было пропитано удобрениями, поэтому огонь полз подобно изголодавшемуся насекомому, перекидываясь с одного горшка на другой — стремительный, беспощадный. Жар обжигал лицо. Дым застилал глаза, когда что-то вырвалось из него. Огромная туша с непредвиденным проворством вмазалась в меня, но мой револьвер был заряжен и наготове. Револьвер тоже улыбался. Выстрел приглушил надвинувшийся на ствол живот. Пуля застряла в пластах плоти — ни дать, ни взять стальная изюминка в вязком креме. Сосед упал в огонь, будто котлета в кипящее масло. А я был поваром. Я подскочил к стеллажу с белыми соцветиями и опрокинул его. Огонь взвыл — микс из гитарного соло и неистовых барабанов.

Пора убираться отсюда к чертовой матери.

Я вывалился на площадку и подхватил сумку.

Муравейник оживал, наполняясь дымом, огнем, звуками.

— Вниз, — коротко бросил я.

Испуганная Лолита держала за руку улыбающегося Эдуарда.

Дом пылал. Пылали пропитавшие его стены удобрение и проникшие в его бетонную твердь серебристые побеги перламутра. И где-то там, в этом вскипевшем аде, остался нагой мальчик с томным взглядом. Возможно, он даже не понял, что происходит. Я очень хотел, чтобы именно так оно и было.

Ветер рвал полы моего пальто, гнал по подворотням мусор и закручивал песчаные смерчи. Отмычки звенели в моей руке. Никогда, никогда, не оборачивайтесь, особенно если вам в спину дышит ставшее сожженным прошлым ваше будущее. Бомжи с воплями бежали к истекающему дымом и языками пламени бетонному монстру, что-то голося на свой лад. Стараясь не обращать внимания на катящийся по моим щекам воск, я вскрыл первый попавшийся ржавый гроб, соединил провода, заставив двигатель зарычать.

— Внутрь! — проревел я. — Живо, черт бы вас побрал!

Огонь уже охватил несколько этажей. Кто-то выпрыгнул из окна и мир для него, хоть на мгновение, но предстал иным. Разнообразные формы жизни, всячески озвучивая свое существование, валили из подъездов. Я вжал педаль газа, и ржавый монстр яростно взвыл. Мы неслись по дороге, оставляя позади ломившийся от яств стол из огня и дыма — место, где мы были счастливы с Агнией целых полгода.

Целых полгода. Так много. Так мало.

Потому что любовь — это огонь, сжигающий все на своем пути: и прошлое, и настоящее, и будущее.

Потому что любовь не знает пощады.

Вскоре мы выехали с Песков, и я почувствовал в душе вселенскую пустоту.

Филипп Пиров владел сетью похоронных бюро. Его покойники всегда были счастливей тех, которых обслуживали конкурирующие организации. Счастливы, ведь и после смерти их тела могли послужить благому делу — в них прорастал первосортный перламутр, а затем экспортировался на Запад.

Лев сотрудничал с Филиппом. Филипп предал Льва. Если бы не Филипп, на Льва не вышли бы. Пророк хотел провести нас через пустыню, прямиком в светлое будущее; он толкал в массы дорогое удовольствие, но однажды потерпел фиаско. И близкие Льву люди теперь жаждали мести. Все предельно просто: пророка не вернуть, но игра еще не окончена. У кого козырный король?

Он был у нас.

Мы с Лолитой наблюдали за происходящим из припаркованного под сенью электрических деревьев ржавого гроба.

Филипп вышел из высоких стеклянных дверей своего офиса, будто священник из храма Господнего. Это был высокий плечистый мужчина с ухоженными пальцами и хитрыми лисьими глазами. Изумрудный фрак, модная щетина, искристый острый дым от ультратонкой розовой сигаретки. Сопровождаемый троллями в костюмах-тройках, он сел в сизый лимузин.