Карен Монинг: За горным туманом

А потом она была в его руках, свернувшись в этом сильном объятии, о котором мечтала каждую ночь все последние пять месяцев, пока лежала в постели, положив руку на свой округлившийся живот, умоляя небеса об ещё одном дне, проведённым со своим мужем.

Он легко касался её губ своими.

— Моё сердце.

— Твоё сердце — это…ох! — И она лишилась дыхания под его восхитительными губами.

Ааах, — изумилась Королева, ибо даже Туата-Де Данаан благоговели перед настоящей любовью. Вы достойны того, что я дам вам сейчас, — прошептала она перед тем, как исчезнуть. — Считайте это моим свадебным подарком…

Эдриен дышала полной грудью. Ничто никогда не сможет сравниться с ароматом роз и весеннего дождя, с непрерывным рёвом волн, бьющихся о западные скалы и брызгами соли в неиспорченном воздухе. Она чуть наклонилась вперёд, чтобы увидеть надвигающиеся на море сумерки. Потом она вернётся к Лидии и продолжит подготавливать всё необходимое к появлению малыша. Она подавила смешок своей рукой. Лидия в конечном счёте открыто приказала Хоку уйти, выражая недовольство тем, она не может должным образом порадоваться возвращению своей невестки домой и приготовиться как следует к появлению внука, если он не перестанет её постоянно целовать. Не то, чтобы Эдриен возражала.

Хок выглядел сердитым, как наказанный мальчишка.

— У вас двоих вся жизнь впереди, — решительно отметила Лидия. — В то время как у нас женщин всего несколько коротких месяцев, чтобы подготовиться к появлению малыша.

— Несколько коротких месяцев? — ошеломлённо посмотрел Хок. Потом заволновался. И куда-то побежал, что-то бормоча себе под нос.

Сейчас Эдриен стояла на каменных ступеньках, откинув голову назад и упиваясь безмолвной красотой бархатного неба. Её глаза заметили мелькнувшее на крыше движение.

Гримм перегнулся к ней через перила, и его красивое лицо озарилось улыбкой. Она с Хоком разговаривали в послеполуденные часы, и он в подробностях рассказал ей всё, что происходило здесь без неё, включая то, как Гримм помогал вернуть её обратно. Буквально за пару часов до этого Гримм приложил руку к сердцу и стоя на коленях молил её о прощении за свою ложь. И она с готовностью даровала ему его.

— Надеюсь, ты не ищешь падающую звезду, Гримм, — позвала она его снизу.

— Больше никогда не сделаю этого, — горячо поклялся он.

Эдриен задохнулась, когда прямо в этот момент крохотное белое пятнышко заискрилось и рассыпалось, прочертив спускающийся вниз виток через всё небо.

— О, Боже, Гримм, смотри! Падающая звезда! — Она зажмурила глаза и яростно загадала желание.

— Что ты только что загадала? — зарычал он на неё, застыв от напряжения.

Когда она снова открыла глаза, то дерзко ответила:

— Я не могу сказать. Это против правил.

— Что ты только что загадала? — прорычал он.

— О, мы такие суеверные? — поддразнила она с улыбкой.

Он сердито смотрел на неё, пока она двигалась обратно к замку. Бросив взгляд через плечо, она послала ему озорную улыбку.

— Соберись с духом, Гримм. Я скажу тебе только — я загадала моё желание на тебя .

— Разве ты не знаешь, как опасно разбрасываться пустыми желаниями, девушка! — прогремел он.

— О, это совсем не было пустым, — весело прокричала она, перед тем как захлопнуть дверь. На крыше Далкита Гримм рухнул на колени и пристально посмотрел на небо, отчаянно ища ещё одну звезду, чтобы загадать желание… на всякий случай.

Платье Эдриен мягко шелестело, когда она летела по коридору. Лидия сказала, где она могла найти Хока и, за чашкой ароматного мятного чая, рассказала ей о тех немногих вещах, о которых не упомянул её муж. Тот факт, что он уничтожил её обожаемую детскую, ту, которою она, лёжа без сна, воссоздавала в своём воображении, будучи выброшенной на берег двадцатого столетия. Вот куда он умчался с взволнованным видом после упоминания «жалких оставшихся пару месяцев». Она зашла в детскую так тихо, что Хок не услышал, как она приблизилась.

Она легко и нежно провела пальцами по изящно вырезанной куколке и остановилась.

Он стоял на коленях рядом с колыбелью, втирая масло в дерево мягкой тканью. Он был одет лишь в синеву и серебро своего килта, его тёмные волосы спадали шелковистой волной. Детская освещалась десятком масляных абажуров, бросающих тени на его мощный торс, мерцающий бронзой. Его глаза сузились в сосредоточенности, мускулы бугрились и перекатывались, пока он втирал масло.