— Полагаю, она крадет мой картофель, — послышался мужской шепот.
Другой шепотом ответил:
— Чего ты ожидал от такой, как она?
Даника замерла. На миг ее аппетит был забыт и шквал из миллиона эмоций пронесся в груди. Печаль, огорчение и стыд возглавляли колону.
«Вот во что превратилась моя жизнь? я скатилась за одну мрачную ночь т оберегаемой дочери до беглянки. От уважаемой художницы — до подбирающей чужие тарелки официантки»
— Хотел бы сказать, что удивлен, но…
— Проверь бумажник перед выходом.
Стыд опередил все остальные чувства. Ей не надо было видеть мужчин, чтобы знать, что они смотрят на нее тяжелыми, осуждающими взглядами. Они трижды приходили поесть в «Энрике» и все три раза она задавали ее самоуважению хорошую трепку. Это тоже было странно. Они никогда не произносили грубостей, всегда улыбались и благодарили ее, но не могли скрыть отвращения, что светилось в их глазах.
Она прозвала их Братцы-Птенчики, так сильно ей хотелось щелчком по клюву послать их прочь.
«Не привлекай внимания», — напомнил ее здравый смысл.
Три дня — единственно правило, что осталось в ее жизни.
— Лучше бы мне больше не заставать тебя за кражей еды снова, — рявкнул ее босс. Энрике был хозяином и поваром одновременно. — Поторапливайся. Их еда стынет.
— Вообще-то, она слишком горячая. Они могут обжечься и подать в суд.
Тарелки казались неприлично теплыми в сравнении с ее холодной кожей, что не могла согреться уже много недель. Даже сейчас, в разгар смены, на ней был свитер, купленный за 3,99 доллара в комиссионке на этой улице. Но к ее ужасу жар от тарелок никогда не пробирался внутрь нее.
Нечто хорошее обязательно случится вскоре. Разве добро и зло не должны уравновешивать друг друга? Некогда она так думала. Верила, что счастье поджидает ее за углом. К сожалению, теперь Даника поумнела.
Позади нее, мимо окон, что дразнились зрелищем клокочущей ночной жизни Лос-Анджелеса, мелькали машины и шагали люди, беззаботные и хохочущие. Не так давно, она была одной из них.
Даника пошла сюда, работая как можно больше часов, потому что Энрике платил ей в конверте, не требуя номера социального страхования. Наличка, никаких издержек на налоги. Она могла исчезнуть в два счета.
Жила ли так же ее мать? Ее сестра? Ее бабушка — если она вообще еще была жива?
Два месяца назад, их четверка решила совершить поездку в Будапешт, любимый город дедушки. Волшебный, как он всегда утверждал. После его смерти, они решили так почтить его память и наконец-то попрощаться.
Самая. Большая. Ошибка.
Вскоре они оказались в плену. Похищены чудовищами. Настоящими, чтоб-я-здохла-если-вру монстрами. Созданиями, отсутствие которых в своем шкафу проверял Бабай перед тем, как осмелиться лечь спать. Созданиями, что порой выглядели по-человечески, а порой — нет. Зачастую Даника мельком замечала клыки, когти и костяные маски-черепа проступающие под их людскими обличьями.
В один удачный момент они с семьей были спасены. Но ее снова захватили, только для того, чтобы отпустить, не причинив вреда. Чтобы предупредить: беги, прячься. Вскоре на вас начнется охота. Если вас найдут, ты и твоя семья умрете.
Итак, им пришлось бежать. Они разделились в надежде, что так их будет труднее отыскать. Они прятались, теперь тени стали их лучшими друзьями. Сначала Даника отправилась в Нью-Йорк, никогда не засыпающий город, пыталась затеряться в толпе. Каким-то образом монстры отыскали ее. Опять. Но она опять сумела сбежать, без передышки добраться до Лос-Анджелеса, ежедневно зарабатывая деньги на жизнь и оплату уроков самозащиты.
Сначала она каждый день поддерживала связь с семьей по телефону. Первой умолкла бабушка. Ее звонки просто оборвались.
Неужели ее отыскали монстры? Убили?
В последний раз она сообщила, что приехала в маленький городок в Оклахоме. Там у нее были друзья, хотя ей и не стоило направляться в знакомые места, но в ее возрасте трудно быть в бегах. И даже те ее друзья не получали от нее весточки уже много недель; бабуля Мэллори пошла на рынок и просто не вернулась.
Мысли о любимой бабуле и той боли, что ей, возможно, пришлось испытать, порождали печаль и тоску в груди Даники. Она не могла позвонить матери или сестре, чтобы расспросить о новостях. Они тоже перестали выходить на связь. Для общей безопасности, как сказала мама во время их последнего разговора. Звонки могли отслеживать, телефоны изъять и использовать против них.
Глаза обожгли слезы, а подбородок задрожал.
Читать дальше