Ребекка Мейзел: Бесконечные дни

Во мне словно разгорелся огонь — белое сияние, что ныне обитало в моей душе. Любовь, которую я испытывала к Роду, Джастину, а когда-то давным-давно и к Вайкену. Он приподнял очки, и я заглянула в его медно-зеленые глаза. О, как знакома была мне таящаяся в них правда! В тот миг я понимала, прекрасно понимала его. Как будто мы снова оказались в полях возле Хатерсейджа — только теперь я стояла на месте Рода.

— Я не могу даровать тебе то, о чем ты просишь. Для обряда требуется вампир не младше пятисот лет.

— Но тебе уже исполнилось пятьсот.

— Не думаю, — покачала головой я. — Разве мой отсчет не начался заново, когда ты сделал меня вампиром вторично?

— Все равно — попробуй!

— Не слишком ли легко ты жертвуешь моей жизнью, несмотря на все заверения, что любишь меня?

— Они тебя все равно убьют.

— Род умер ради меня! — вскричала я. Некоторое время мы оба молчали, а потом я попробовала объяснить: — Обряд требует полнейшего самопожертвования. Знаешь, что это значит?

— Когда-то мы любили друг друга.

Я печально покачала головой.

— Боль, что терзает вампира, бездонна. Но чтобы познать боль, ты сперва должен познать и радость. А счастье — людское качество. Мы не люди, Вайкен. Вот в чем проклятие вампиров.

Он посмотрел на меня. Где-то в лесной тени мое братство, мои прежние соратники готовились сражаться со мной.

— Если бы я могла снова сделать людьми Гэвина, Хиса, Сона и тебя — я бы так и сделала. Все те ужасные вещи… мое былое могущество… все, что я совершила… — Я умолкла. Что толку предаваться запоздалым сожалениям? — Ритуал ясен и четок. Он требует не только крови и нужного возраста. Тот, кто проводит обряд, должен сам хотеть умереть. Я не могу дать это тебе одному. Мое сердце расщеплено на слишком много частей.

Мое признание совершенно сразило Вайкена, раздавило его. Он посмотрел на меня долгим и таким знакомым взглядом — взглядом, в котором желание обладать сплелось с желанием убить. А потом снова надел очки.

— Что ж, тогда попрощайся с теми, с кем должна проститься, — промолвил он, резко развернулся и скрылся за деревьями.

Мне захотелось окликнуть его, позвать в тень ветвей, которые — я знала! — пахли так сладко и приветно.

Если бы все сложилось иначе, если бы я только могла захотеть иного — мы бы с моим другом сели вместе и я рассказала бы ему, что земля здесь, в Лаверс-Бэй, расстилается под моими ногами ковром, как не было больше нигде. Но я молчала. К моему удивлению, он сам окликнул меня.

— Ступай же своим путем, — раздался его голос из глубины леса, — сквозь мрак и свет.

Поле для лакросса купалось в медовом свете, том ясном послеполуденном сиянии, когда весь мир вокруг словно бы мерцает теплом. Но я стояла в тени, под зашитой густой листвы. Хоть я и не боялась света, но так и не смела выходить под прямые лучи солнца. Подняв голову, я глянула на прихотливый узор, образованный листьями и проглядывающими меж ними просветами неба. Судя по солнцу, сейчас часа четыре. Прислонившись к стволу старого дуба, я принялась наблюдать за полем.

Джастин вспотел под шлемом. Я различала крохотные капельки пота у него на верхней губе. Короткие рукава футболки не могли скрыть прекрасно развитых бицепсов его на руках. На скамейках вдоль поля сидела, глядя на тренировку, целая стайка старшеклассниц, в том числе и Неразлучная Троица в первоначальном ее составе. Меня вдруг пронзила острая ревность, но я встряхнула головой. Вот уж не до нее сейчас!

Чуть дальше, за полем и за дорожкой виднелась оранжерея. Я мельком представила себе, как в каком-то ином, зачарованном мире вхожу в нее и засыпаю, укрытая розами и настурциями. Но тут передо мной пробежал Джастин. Сегодня он был не в полной форме — просто в футболке-джерси и наплечниках. Уворачиваясь от других игроков, он нес в сачке мяч — и в конце пробежки победоносно отправил его в ворота команды соперников. Джастин запрыгал на месте, а тренер засвистел в свисток, обозначая конец тренировки.

Сняв шлем, Джастин поглядел на кромку леса и, повесив на плечо экипировку для лакросса, помчался в мою сторону. На границе поля он на миг остановился. Справа от меня тянулась полоса густого леса, а за ней начинался пляж.

Джастин двинулся дальше. С небес на землю лились потоки золотых лучей, и я вдруг вспомнила, как увидела Джастина в первый раз. Гонки в заливе, пляж, блестящая под солнцем мокрая кожа. Кожа у него блестела и сейчас — но я уже была ему не чужой. Не успев сделать и нескольких шагов, он увидел под старым дубом меня.