Элизабет - Черный Город

— Я лишаю тебя карманных расходов на месяц, — говорит мама.

— Но…

— Это окончательно. И больше никаких ночных прогулок, тебе понятно, юная леди?

— Да, мама.

Дарклинг на каталке издает жалобный стон и смотрит своими желтыми глазами на меня. Они зловеще пусты и я понимаю, чего им не хватает: надежды. Взволнованная, я отвернулась, не имея ни малейшего желания его жалеть, несмотря на то, что часть меня это желала.

Крейвен приспускает хирургическую маску и одаривает меня улыбкой во все зубы. Он такой же высокий, как Себастьян, и у них у обоих зеленые глаза. Единственное различие — это волосы. У него они тонкие цвета меди, тогда как у Себастьяна они русые и вьющиеся. Крейвен — глава Анти-Дарклингового Научного и Технологического Департамента, в котором они создают оружие, защищающее нас от Темных.

— Ты сильно подросла с тех пор, как я видел тебя последний раз, — говорит он.

— Год прошел. Сейчас мне шестнадцать.

— Надеюсь, мой сын хорошо о тебе заботился там, в Центруме? — спрашивает он.

— Конечно, я хорошо заботился о ней, — отвечает Себастьян.

Мешанина эмоций скручивает мой живот. По крайней мере, Себастьяну не за что стыдиться. Он остался жить со мной, мамой и Полли, когда нас эвакуировали в Центрум, а Крейвену было приказано остаться в Блэк Сити, чтобы продолжить свою работу. Себастьян был приписан ко мне в качестве персонального телохранителя и это был отличный план до тех пор… до тех пор, пока не произошло одно событие. Ненавижу думать об этом.

— Что ты делаешь с тем Дарклингом? — спрашиваю я Крейвена.

— Тестирую новый спрей от превращения в Разъяренных, — радостно говорит он, показывая на аэрозоль, стоящий на верстаке.

На баллончике были написаны слова «Уходи, спрей от Разъяренных внутри!» угловатыми красными буквами. Еще один аэрозоль? Они, похоже, каждый месяц выпускают новый. Я боюсь, что это рынок, у которого огромный спрос; все бояться нападения Разъяренных. Это ужасный способ умереть.

— Это всего лишь прототип, но он очень эффективен. Смотри, — Крейвен поднимает аэрозоль и распыляет вонючий газ на Дарклинга, лежащего на каталке. Существо немедленно начинает корчиться от боли.

Себастьян закрывает нос от отвратительного запаха, в то время как я прикрываю рот, чтобы скрыть свой ужас. Это не наука — это пытки.

— Превосходная работа, Крейвен, — говорит мама.

Я увидела достаточно.

— Можно мне уйти, пожалуйста? — спрашиваю я маму.

— Не надо быть такой чувствительной. Это просто животное, — бросает мама. — Тебе следует быть жестче, если хочешь здесь работать.

— Что ты имеешь виду? — спрашиваю я, сбитая с толку.

— Ты была принята в Ускоренную Научную программу, — говорит Крейвен. — После того, как закончишь этот школьный год, ты станешь моим интерном. Мне кажется, тебе захочется увидеть, где ты будешь работать ближайшие пять лет. Обещаю, что не буду относиться к тебе как к рабыне.

— Поздравляю, — говорит Себастьян.

Мои плечи опускаются, я думаю, что это, должно быть, шутка.

- Я подала запрос на Политическую программу.

— Я подумала, что карьера политика не для тебя, — говорит мама.

— Ты поменяла мой запрос, даже не посоветовавшись со мной?

— Я знаю, что будет для тебя лучше. Не все из нас рождены для политики, Натали, — говорит мама.

— Но…

— Не будь неблагодарной. Не очень многие получают возможность поступить в Ускоренную программу, и Крейвен дернул за нужные ниточки, чтобы ты попала в Научную программу.

Почему бы маме не «подергать за нужные ниточки», чтобы я попала в Политическую программу, как я хотела? И карьерный и денежный вопрос там куда перспективнее; не говоря уже о том, что все мои друзья из Центрума записались именно в неё. Я не хочу быть единственной, кто этого не сделал. Это так неприятно, особенно с тех пор, как моя мать стала Эмиссаром.

— Не унывай, душечка. Работать со мной не так уж и плохо, — говорит Крейвен.

Что-то в этом я сомневаюсь. Никаким образом не хочу принимать участия в его «научных экспериментах». Это, видимо, очень явно отразилось на моем лице, потому что у мамы вырвался усталый, разраженный вздох — звук, который очень мне знаком. Вся моя жизнь — сплошное её разочарование. Я устала от этого.

Значит, моя мать хочет закалить меня? Отлично! Моё выражение лица становится ледяным и сухим, насколько возможно. Я решаю вести себя так, словно все происходящее вокруг меня, меня же и не касается. При этом все, чего я хочу, это сбежать.