Кассандра Клэр - Наследник полуночи

На стенах криво висело множество рам, некоторые были с разбитым стеклом. На очень многих из них изображались морские приключения — Магнус оставил море из-за его злополучной попытки пожить день в качестве пирата — но даже целые картины были покрыты серым. Нарисованные корабли, казалось, утопали в море пыли.

Лишь один портрет оставался целым и чистым. Это была картина маслом без стекла, но при этом на ее поверхности не виднелось ни пылинки. Единственная чистая вещь во всем доме, помимо Грейс.

Портрет мальчика семнадцати лет. Он сидел в кресле, откинув головуна спинку, будто у него не было сил держать ее самому. Он был ужасно худым и бледным, как соль. Но его глаза все равно оставались темно-зелеными, как пруд в лесу, скрытый под нависшими листьями дерева, куда никогда не проникают ни солнце, ни ветер. Его темные волосы спадали на лоб легким и прямым шелком, а длинные пальцы сжимали подлокотники кресла, практически цепляясь за них, и отчаянная хватка этих рук говорила о молчаливой истории боли.

Магнус и раньше видел такие портреты — последние изображения потери. Даже спустя годы он мог сказать, сколько усилий стоило мальчику позировать для этого портрета в качестве успокоения любимых людей, тех, которые будут жить после его смерти.

На его бледном лице застыл отстраненный взгляд человека, который уже сделал слишком много шагов на пути к смерти, призвавшей его. Магнус подумал о Джеймсе Херондэйле, излучающем слишком много света, слишком много любви, слишком много, слишком много. В то время как мальчик на портрете был прекрасен, как умирающий поэт, с хрупкой красотой свечи, которая вот-вот погаснет.

На рваных обоях, которые когда-то, возможно, были зеленого цвета и теперь мутировали в серовато-зеленый, словно затопленное отходами море, были написаны тем же темно-коричневым, что и пятна на платье Татьяны, слова. Магнусу пришлось признаться самому себе, что это цвет крови, пролитой много лет назад и до сих пор не вытертой.

Обои со стен свисали клочьями. На оставшихся участках Магнус мог разобрать то тут, то там лишь по одному слову: «БЕЗЖАЛОСТНЫ», «СОЖАЛЕТЬ», «АДСКИЕ».

Последнее предложение все еще можно было различить. В нем говорилось: «ПУСТЬ БОГС МИЛУЕТСЯ НАД НАШИМИ ДУШАМИ». Под этимбыли написаны не кровью, но прорезаны сквозь обои и врезаны в стену, как показалось Магнусу, другой рукой, еще слова: «БОГ НЕ МИЛОСЕРДЕН, КАК И НЕ БУДУ Я».

Татьяна опустилась в кресло, обивка которого истерлась и запачкалась за годы, а Грейс опустилась на колени на грязный пол сбоку от своей приемной матери. Она сделала это изящно и мягко, юбки вздымались вокруг нее, как лепестки цветка. Магнус предположил, что, должно быть, это у нее вошло уже в привычку: опускаться отдохнуть в грязь, а потом подняться ослепительно чистой.

— Вернемся к делу, мадам, — сказал Магнус и добавил про себя, что покинуть этот дом нужно как можно скорее. — Скажите мне, почему вам необходимы именно мои сказочные и непревзойденные способности и что вы от меня хотите.

— Полагаю, вы все уже видите сами, — произнесла Татьяна, — что моя Грейс не нуждается в заклинаниях, чтобы усилить ее природное очарование.

Магнус посмотрел на Грейс, которая глядела на свои сложенные на коленях руки. Возможно, она уже пользовалась заклинаниями. А может, она просто красива. Магия и природа были для Магнуса одним и тем же.

— Уверен, она уже сама по себе волшебница.

Грейс ничего не сказала, только взглянула на него из-под ресниц. Это был поразительный с притворной скромностью взгляд.

— Мне нужно от вас кое-что другое, маг. Я хочу, чтобы вы, — сказала Татьяна, медленно и отчетливо, — вышли в мир и убили для меня пять Сумеречных охотников. Я расскажу вам, как это сделать, и заплачу более чем щедро.

Магнус был настолько поражен, что искренне полагал, что, должно быть, ослышался.

— Сумеречных охотников? — повторил он. — Убить?

— Что странного в моей просьбе? Я не питаю любви к Сумеречным охотникам.

— Но, сударыня, вы же сама Сумеречный охотник.

Татьяна Блэкторн сложила руки на коленях.

— Я не такая.

Долгое время Магнус смотрел на нее.

— Ах, — сказал он. — Прошу прощения. Э-э, было бы ужасно невежливо с моей стороны спросить, кем вы себя считаете. Абажуром?

— Я не нахожу вашу несерьезность забавной.

Голос Магнуса прозвучал тише:

— Я снова прошу прощения. Вы считаете себя фортепьяно?

— Попридержи язык, маг, и не болтай о том, чего не знаешь. — Руки Татьяны внезапно сжались, крепко вцепившись ногтями в подол некогда яркого платья. Нотки настоящего страдания для Магнуса оказалось достаточно, чтобы он замолчал, и она продолжила: — Сумеречный охотник — это воин. Сумеречный охотник рожден и учится быть дланью Божьей на этой земле, избавляя ее от зла. Так гласят наши легенды. Так учил меня отец, но он учил меня и другим вещам. Он решил, что не будет готовить меня Сумеречным охотником. Он сказал, что это не мое место, что оно заключается в том, чтобы в жизни быть послушной дочерью воина, со временем стать помощницей благородного воина и матерью воинов, которые передадут славу Сумеречных охотников следующему поколению.