Кассандра Клэр - Наследник полуночи

Магнус был настроен. Сейчас его любопытство разгорелось, и он приблизился к воротам, как кошка, готовый взобраться на них, если понадобится.

Магический щелчок, немного открывающего заклинания, и ворота широко отворились с посыпавшимися ржавыми металлическими частичками на длинную заросшую дорогу, которая вела к призрачному поместью вдалеке, мерцающему как надгробная плита в полнолуние.

Магнус закрыл ворота и пошел вперед, прислушиваясь к звукам ночных птиц в деревьях над головой, шелесту листьев на ночном ветру. Вокруг него неясно вырисовывались почерневшие клубки, остатки знаменитых садов Лайтвудов. Когда-то они были прекрасны. Магнус смутно помнил, как Бенедикт Лайтвуд в подвыпившем состоянии проговорился, что они были отрадой его покойной жены.

Теперь же высокая живая изгородь итальянского сада образовывала извилистый лабиринт, из которого точно не было выхода. Магнус помнил, что в этих садах был убит монстр, которым стал Бенедикт Лайтвуд, и черный гной из вен чудовища просочился в землю темным нескончаемым потоком.

Вдруг что-то царапнуло руку Магнуса, он опустил взгляд и увидел розовый куст, который выжил, но дико разросся. Ему потребовалась минута, чтобы определить растение — форма цветов была знакома, а цвет — нет. Розы были черными, как кровь мертвой змеи.

Он сорвал один. Но цветок рассыпался у него в ладони, словно пепел, будто был уже мертв.

Магнус направился в сторону дома.

Упадок, коснувшийся роз, не пощадил и поместье. То, что раньше было гладким белым фасадом, сейчас стало серым от времени с прожилками черной грязи и зеленой гнили. Блестящие колонны увиты погибающими лозами, а балконы, которые Магнус помнил, как ниши для алебастровых кубков, теперь были наполнены темными клубками шипов и обломками лет.

Дверной молоток представлял из себя образ сияющего золотого льва с болтающимся в пасти кольцом. Теперь же кольцо гнило на ступенях, а серая пасть льва зияла пустотой голодного рычания. Магнус быстро постучал в дверь. Он услышал разлетевшееся внутри дома эхо, в котором таилось, и всегда будет таиться тяжелое молчание гробницы, будто любой шум был помехой.

Убежденность в том, что все в этом доме, должно быть, мертвы, так завладела Магнусом, что для него было потрясением, когда вызвавшая его сюда женщина открыла дверь.

Конечно, было довольно странно то, что дама открывала свою собственную входную дверь, но по виду этого места Магнус решил, что вся прислуга была распущена лет десять назад.

У Магнуса остались довольно смутные воспоминания о Татьяне Лайтвуд с одной из вечеринок ее отца: мимолетное видение совершенно обычной девушки с большими зелеными глазами за поспешно закрытой дверью.

Даже увидев дом и земли, он не был готов к Татьяне Блэкторн.

Ее глаза по-прежнему оставались ярко-зелеными. Угрюмый рот окружали морщины разочарования и сильной боли. Она выглядела как женщина шестидесяти лет, а не на свои сорок. На ней было платье моды прошлых десятилетий — оно висело на ее худых плечах и болталось вокруг тела как саван. На ткани виднелись темно-коричневые пятна, но на отдельных участках они выцвели и посветлели, гранича с белым, когда другие пятна оставались, как показалось Магнусу, первоначального цвета фуксии.

Она должна была выглядеть смешно. Она была одета в глупое ярко-розовое платье молодой женщины, почти девушки, влюбленной в своего мужа и собирающейся навестить своего отца.

Но она не выглядела смешно. Ее строгое лицо запрещало проявление жалости. Она, как и дом, впечатляла в своем упадке.

— Бейн, — сказала Татьяна, шире раскрывая дверь, чтобы Магнус мог войти внутрь. Не прозвучало ни слова приветствия.

Она закрыла за Магнусом дверь — звук столь же завершающий, как и закрытие гробницы. Маг постоял в коридоре, ожидая женщину позади него, и в этот момент услышал над их головами еще одни шаги — признак того, что в доме есть кто-то еще живой.

По широкой винтовой лестнице к ним спускалась девушка. Магнус всегда находил смертных красивыми и видел множество тех, кого любой бы посчитал таковыми.

Эта же красота была необычной, отличающейся от красоты большинства смертных.

В запятнанном и грязном упадке, в котором пребывал дом, она сияла как жемчужина. Ее волосы тоже были цвета жемчуга, бледной слоновой кости с отблеском золота в них, а кожа — светящейся розовым и белым, как морская раковина. Ресницы густые и темные, накрывающие глаза глубоким таинственным серым.