Лорен Де Стефано - Лихорадка

Его трясет, и меня тоже. У него на глазах выступают слезы. Он смотрит на меня с таким гневом и болью, что я ненавижу себя за то, что сейчас собираюсь произнести.

— Линден, он убил вашего ребенка.

Лицо Линдена мгновенно меняется, бледнеет. Он ощетинивается и замыкается. Срывающимся голосом возражает:

— Не может быть. С Боуэном все в полном порядке.

— Не Боуэна, — говорю я. — Другого твоего ребенка. Твою дочь.

Прости, Дейдре. Это была твоя тайна, и я поклялась ее хранить. Но сейчас это единственный способ спасти хоть кого-то из нас.

— Я знаю, что у Роуз был ребенок, — продолжаю я, подхваченная каким-то страшным течением, и уже не могу остановиться. Лицо Линдена меняется снова, теперь на нем изумление и боль. — Младенец умер. Твой отец унес его, сказал, что он мертворожденный. Но ребенок плакал. Он родился живым.

— Это Роуз тебе сказала? — Линден задыхается. — Она была вне себя от боли. Она не могла смириться с тем, что случилось.

— Роуз ни слова мне об этом не говорила, клянусь. Я узнала все уже после того, как ее не стало.

Линден мечется по комнате, судорожно вздыхая. Он то сжимает кулаки, то снова их разжимает.

— Линден, ну, пожалуйста! — тихо говорю я. — Я знаю, что тебе трудно довериться мне, но это правда. Твой отец опасен.

— Почему? — спрашивает он.

— Твой отец убил твою дочь из-за того, что у нее было уродство, — отвечаю я.

— Нет, я хочу сказать… почему ты все это говоришь? — Он трясет головой: я ему отвратительна. — Почему ты говоришь такие… — Он скрипит зубами и не может заставить себя смотреть на меня. Добавляет еле слышно: — …страшные вещи? Ты страшная.

Линден направляется к моей кровати. Я поднимаю руку, чтобы прикоснуться к нему, но, передумав, убираю ее.

— Каждое твое слово, — задыхаясь, произносит он, — было ложью, так ведь?

— Нет, — тихо откликаюсь я, — не всегда.

— А как насчет имени? — спрашивает он. — Тебя действительно зовут Рейн?

Я знаю, что заслужила его подозрения. И тем не менее видно, как Линден с собой сражается, борется с возникшей за год привычкой, которая заставляла его верить мне.

— Да, — отвечаю я.

— Как я могу положиться на тебя? — возражает он. — Как ты можешь ждать, что я тебе поверю? У меня нет способа узнать, что из твоих слов правда, а что — нет.

— Линден, — говорю я, — меня зовут Рейн. — А потом неспешно добавляю: — Эллери. Меня заставили выйти за тебя замуж против моей воли. Все это время я старалась освободиться, чтобы вернуться домой. Дженна хотела мне помочь, и твой отец знал об этом. Он убил ее. Он убил твою дочь и сказал тебе, что она родилась мертвой. Если Сесилия осталась с ним одна — она в опасности. Я говорю тебе правду.

Мой голос звучит спокойно и рассудительно. Линден слушает, не дыша. А потом устремляет на меня взгляд, который вдруг становится туманным и бесцветным. Лицо у него бледное, осунувшееся. А при виде его дергающихся губ — будто ему хочется зарыдать или заорать на меня — все мое тело наполняет ноющая тоска. Это действует инстинкт, сохранившийся после стольких ночей, проведенных с Линденом, когда мы горевали о наших несхожих потерях. Мне хочется его обнять. Но я не решаюсь даже пробовать.

Через несколько минут, в течение которых мой бывший муж рвет на себе волосы и тяжело дышит, он смиряется и внутренне принимает те ужасные новости, которые я на него вывалила. Поворачивается, чтобы уйти.

— Ты не боишься за Сесилию? — спрашиваю я. — Если бы на ее месте была Роуз, ты вернулся бы туда.

Стоит мне это произнести, и я тут же пугаюсь, что Линден разозлится. Однако его лицо становится бесстрастным, а голос — рассудительным.

— Я люблю Сесилию, — заявляет Линден, — Хочешь верь, хочешь — нет. Не так, как любил Роуз или тебя. Но какое это имеет значение? Я всех своих жен любил по-разному.

— Только не Дженну, — уточняю я.

— Не считай, будто знаешь про мои отношения с Дженной, — возражает он. — Тебе не все известно про нее. Про нас.

Это так. У Дженны было много тайн. Она умела уклоняться от ответов на вопросы, улыбаться, даже испытывая ненависть. Мне никогда не узнать всей правды, но я уверена, что между нею и Линденом ничего не было. Она так и не простила Линдена за то, что его выбор заставил ее жить, в то время как ее сестер убили.

— У нас с ней была договоренность, — добавляет Линден.

Его голос смягчается. Возможно, потому, что знает: моя рана от потери старшей сестры по мужу болит по-прежнему.

Я слежу за тем, чтобы голос оставался все таким же размеренным. Выпрямляю спину.