Изольда Северная - Ups & Downs

— Сама. Шерри девочка. Ты пришла ко мне сама. — Шеден торопливо оглянулась, стоя на месте.

— Тебя влечет темнота, эйки? — Она почувствовала, как настойчивые мужские пальцы скользнули в копну ее волос, мягко оттягивая голову назад, открывая шею для мужских губ.

— Ты. — Шепчут женские губы, пока она ищет руками мужчину, который расточает умелые ласки.

— Я. — Протянул Аарон тихо, уже откровенно касаясь ее, стоя за спиной. — Ты пришла ко мне. Я — то, что ты так отчаянно хотела найти здесь. — Когда она быстро и часто кивает, он смеется. — Ты нашла меня. Вот он — я. — Ее ухо опалило горячее слово: — Говори.

— Ты… нужен мне. Будь со мной. Сейчас.

Она едва успевает договорить, когда ее рот накрывают твердые, горячие и такие умелые губы мужчины. Да, так ее может целовать только он. Одержимо и в то же время ласково, с плохо сдерживаемой страстью, когда через нежность проскальзывает грубость. Контраст сводит с ума. Двойственность врывается в ее сознание вспышкой яркого удовольствия.

Мужчина подхватывает ее. Она наконец то чувствует его всего. Его великолепное тело рядом с собой. Но она не видит его… ничего не видит…

Это пугает. Она отклоняется, но ее настойчиво возвращает обратно мужская рука, заставляя принимать нетерпеливые, страстные поцелуи. Ее пугает эта темнота. Она чувствует себя такой немощной и слабой перед ней. Незначительной, мелкой, заблудившейся.

— Нет, Шерри. Прими меня таким, какой я есть. Тебе не нужно видеть меня. Ты должна только чувствовать меня. Чувствуй, девочка…

Его голос уводит беспокойство, вселяя веру, даже знание. Она отдается чувствам. Она чувствует много и сильно, не отвлекаясь на детали. Она знает, что сейчас его глаза горят черным. Что он смотрит на нее как на свою Еву, единственную, созданную только для него. Во всем мире есть только она и он, а еще их взаимное притяжение, потребность, желание.

Среди этой беспросветной черноты она чувствует исходящую от него опасность, которая влечет ее. Она чувствует родственность между мужчиной и темнотой. Он в своей стихии…

Он куда-то несет ее. И ей все равно, какой будет его конечная цель. Здесь только темнота. Никаких различий. Она везде. Она всюду. Такая непроглядная и густая, как краска.

Одежда исчезает. Но уже не от его рук. Ткань просто тает, истлевает на ее коже, открывая ее для него, для его страсти и потребности.

Он все еще держит ее, передвигаясь в этой тьме уверенно и ловко. Он торопиться, он спешит, заставляя предвкушать момент, когда он достигнет цели.

Он положит ее на свою постель. Возможно, он позволит ей видеть себя. Это будет его комната?

Темнота. Везде непроглядная темнота, от которой она была бы в ужасе, если бы не этот мужчина, который держит ее, дразня близостью своей обнаженной горячей кожи.

Мгла сгущается, словно становиться еще темнее. Темнее черного. Чернее ночи.

Он несет ее в сердце своей обители. Где находиться суть сути. Где был лишь Он и те немногие до него, что владели этим местом, скрывающим в своем основании тьму первоначального хаоса, его силу и сущность.

Душа трепещет. Она словно чувствует эту близость к запретному, к неизведанному, тому, что по-настоящему вечно. Что не поддается объяснению, что изначально и бесконечно, что есть суть сущего, из чего произошло Все.

Он хочет видеть ее там. Она будет открыта перед ним полностью в этой темноте. И он будет с ней так, как не был никто и никогда до него.

Он распластает ее тело на нежнейшем пухе, лепестках и мехе. Она почувствует это кожей, то, как они сминаются под ее телом. Ее ложе бесконечно, не ограничено стенами. Здесь нет границ для них и страсти.

Темнота раскалена. Она пахнет ее возбуждением и его потребностью. Она двигается, она ласкает, прикасаясь к ее распаленной коже, так же как и мужские пальцы, как его губы и его дыхание.

И теперь Шерриден чувствует Она принимает и отдает. Она ждет.

Отчаянно, страстно ждет тот миг, когда в мире для нее будет существовать лишь он.

Все вернулось на круги своя. Да, он не должен сомневаться. Он не должен жалеть. В конце концов, это и есть его искупление. Он вернет ей отнятое. Он даст ей желаемое.

Но за все приходиться платить. Закон мироздания, его никто не отменял.

Ему нужно исправить свои ошибки. Исправить то, что он вообще не должен был допускать. И если бы он имел власть над памятью и временем, он бы стер себя из ее прошлого. Он бы ненавидел себя за это, потому что часть его всегда должна быть с ней, но он бы сделал это, потому что вся боль, пережитая ей, была нанесена им. И если такова цена ее счастья — пусть…