Холли Блэк - Белая кошка

Вытираю рот. Голова раскалывается пуще прежнего.

— Потому что на черном рынке мастера все еще предлагают свои услуги?

В классе раздаются смешки, но Льюис по-прежнему серьезен. Показывает на исписанную мелом доску. Что-то там про экономические стимулы и торговое соглашение с Евросоюзом.

— Вы, мистер Шарп, во сне чем только не занимаетесь, но на моих уроках лучше бодрствовать.

Его шутке смеются громче. Чтобы не заснуть до звонка, приходится время от времени тыкать себя ручкой.

Возвращаюсь в общежитие и падаю в кровать. Просыпаю урок самостоятельной работы, тренировку по легкой атлетике, встречу дискуссионного клуба. Нормальный ритм жизни сдвигается. Просыпаюсь только к ужину. Как бы вернуться обратно в привычный режим?

Именно так и представлял себе Уоллингфорд, когда читал брошюру. Братец Баррон ее притащил. Газоны не такие зеленые, конечно, и кампус поменьше, зато библиотека впечатляющая и на ужин все являются в костюмах. В эту частную школу попадают по двум причинам: либо хотят поступить в престижный университет, либо из бесплатной средней школы выгнали, и родителям пришлось раскошелиться, чтобы чадо не загремело в заведение для трудных подростков.

Не так круто, как школа Чоут, к примеру, или там академия Дирфилд, но меня взяли, даже несмотря на связь с семьей Захаровых. Баррон сказал: в школе у меня будет нормальная упорядоченная жизнь, без нашего сумасшедшего дома. И я очень старался. Здесь никого не раздражает, что я не мастер, наоборот, хоть где-то отсутствие способностей пригодилось. И все равно лезу в неприятности, что за напасть! Ставки принимаю, когда нужны деньги, мухлюю.

Столовая обшита деревом, а потолки сводчатые, поэтому всегда получается эхо. Стены увешаны портретами директоров, ну и основатель школы, конечно, тоже висит, скалится на меня из своей позолоченной рамы. Полковник Уоллингфорд погиб от проклятия как раз за год до принятия запрета.

Шагаю по истертым мраморным плитам на кухню. Голоса сливаются в смазанный, неясный шум, от которого звенит в ушах. Хмурюсь. В перчатках потеют руки.

Как обычно, ищу взглядом Одри. Ее нет, а от привычки необходимо избавляться. На бывшую девушку нельзя обращать внимание. Причем ровно настолько, чтобы казаться безразличным, тут главное — не перегнуть палку. Переусердствуешь — она тут же все поймет.

Тем более сегодня, когда я в полном разброде.

— Поздновато ты, ужин закончился. — Повариха на меня и не смотрит, вытирает стойку. Лет ей не меньше, чем моему дедуле. Из-под колпака выбилась завитая прядь.

— Знаю, извините.

— Еду уже унесли. Все остыло. — Она поднимает глаза и складывает на груди руки в резиновых перчатках.

— А я люблю холодное, — выдавливаю свою лучшую идиотскую улыбочку.

Женщина качает головой.

— Хорошо, когда аппетит есть, а то такие тощие. В журналах пишут, что вы себя голодом морите, как девчонки.

— Ну, это не про меня.

В желудке бурчит, и она смеется.

— Ладно, иди садись, принесу тебе тарелку. И печенье возьми.

Теперь я в ее глазах бедный голодный мальчик.

Еда в Уоллингфорде нормальная, не как в обычных школах. Печенье достаточно сладкое, и имбиря в нем хватает. Спагетти чуть теплые, конечно, зато с мясом и томатным соусом. Подбираю с тарелки остатки кусочком хлеба. К столу подходит Даника Вассерман.

— Можно присесть?

Смотрю на настенные часы.

— Скоро уже занятия.

Растрепанные темно-русые кудряшки забраны под деревянный обруч. На боку болтается холщовая сумка, утыканная значками: «ЕМ ТОЛЬКО ТОФУ», «ДОЛОЙ ВТОРУЮ ПОПРАВКУ» и «У МАСТЕРОВ ТОЖЕ ЕСТЬ ПРАВА».

— Ты на дискуссионный клуб не пришел.

— Ну да.

Данику я избегаю с самого появления в Уоллингфорде. Хамлю ей постоянно, хотя мне это совсем не нравится. А она еще и с Сэмом дружит, так что бегать от нее вдвойне сложно.

— Мама хочет с тобой поговорить. Утверждает, что ты на крышу неспроста полез — просил о помощи.

— Ну да. Именно поэтому и кричал: «Помогите!» Развлекаюсь-то я обычно по-другому.

Фыркает раздраженно. Вассерманы входят в число основателей юридического сообщества, которое пытается опять сделать работу мастеров легальной, ужесточив наказания за серьезные проклятия. По телевизору как-то показывали ее мамашу: сидела в своем кабинете (Принстон, кирпичный домик, цветущий садик и все такое) и рассказывала, что, даже несмотря на запрет, на свадьбы и крещения всегда зовут мастера удачи. Говорила, что магия может быть полезной, а запрет на легальное использование способностей лишь помогает криминальным сообществам. Призналась, что сама мастер. Ничего такую речь толкнула. Очень опасную речь.