Л. Бэнкс: Увидеть — значит поверить

Порт-Артур, Техас… Наше время

— Я думаю, милая, тебе необходимо отдохнуть. Может, возьмешь отпуск? — предложил шериф Мур, нервно теребя поля своей шляпы. Он сидел на низком диванчике, наклонившись вперед и раскачивая шляпой между коленями. В крошечном трейлере было нестерпимо жарко. — Это то, чего хотела бы твоя мама. Я был ее другом и знаю это наверняка.

Хорошенькая девушка в шортах, майке и шлепанцах, сидевшая в кресле с цветастой обивкой, ничего не ответила. Закрыв глаза и скрестив ноги, она кончиками пальцев массировала виски. Шерифу было очень тяжело видеть ее в таком угнетенном состоянии. Ребенок Эммы Атуотер должен был жить иначе. Ее длинные пряди волос падали вниз, словно ширмой закрывая прелестное лицо. Но ему незачем было видеть его выражение, чтобы осознавать, что она, по всей вероятности, обиделась. Он понял это по тому, как напряглись ее плечи, как она застыла на несколько секунд, а затем медленно и осторожно выдохнула.

Большой вентилятор в окне служил единственным источником шума на протяжении затянувшейся неловкой паузы. Похоже, все, что он делал, — это втягивал сквозь порванную сетку комаров и гонял по крошечному тесному пространству внутри трейлера густой влажный воздух. Кубики льда таяли в изнуренном жарой стакане с лимонадом и тихонько позвякивали при каждом движении руки. В августе в Техасе стояла просто убийственная жара. Шериф с болью в сердце осознавал, что если его собеседница не в состоянии позволить себе включить кондиционер и оплатить счет за электричество, то об отпуске тем более не может быть и речи.

Он огляделся и с виноватым видом прикусил нижнюю губу. Шериф Мур был слишком стар для таких разговоров, его истрепанные нервы их не выдерживали. Но, несмотря на семидесятилетний возраст, он не мог уйти на пенсию. Всем необходимо оплачивать счета… Все же эта девочка, похоже, оказалась в тупике. Другие сейчас развлекались на каникулах, проводя время на пляжах и отдыхая от занятий в колледже. Малышка Эммы никогда ничего подобного не делала. Во всяком случае, он такого не помнил.

Он в отчаянии провел рукой по седым волосам и содрогнулся, ощутив, насколько то, что от них осталось, пропиталось потом и прилипло к голове.

— Я понимаю, что сейчас всем тяжело, — сказал он, пытаясь уточнить свое предыдущее высказывание. — Я просто подумал, что если бы вы с братом смогли ненадолго куда-нибудь уехать, возможно, сменить окружение, то ты… э-э… почувствовала бы себя лучше, и тогда нам удалось бы поговорить.

— Ральф работает. Он не может все бросить, даже если бы я и решилась позволить себе эту поездку.

— Но, может, твой брат… Может, он мог бы тебе помочь… Хотя он и уехал отсюда, я знаю, что он тебя любит… и хочет быть рядом, чтобы, куда бы ты ни поехала, с тобой все было в порядке.

Джессика так устала, что у нее даже на досаду сил не осталось. Она подняла голову и несколько мгновений смотрела на старика. Постоянное патрулирование улиц, вне всякого сомнения, стало фактором, ответственным за красновато-коричневый оттенок его обветренной кожи. Его выцветшие голубые глаза затуманились от переживаний и жары. Бедняга выглядел так плохо, что ей показалось: он вот-вот откинет копыта. Его форма была покрыта пятнами от пота, особенно подмышками и там, где пивное брюшко туго натянуло пуговицы.

Он был прав, у всех были свои проблемы, и ему незачем было так о ней беспокоиться. К сожалению, жизнь загнала его в ловушку, очень похожую на ее собственную. Кроме того, хотя шерифа это никак не касалось, когда их мать умерла, Ральф сменил имя, став Рафаэлем, и переехал в Хьюстон. Почему ее брат считал, что мама ничего не знает, не укладывалось у Джессики в голове. Впрочем, это не имело никакого значения. Зато шериф был прав, когда говорил, что брат ее любит. Она тоже очень сильно его любила… Просто Рафу было сложно жить рядом с человеком, который видел так много, как она. Обычным людям понять этого не дано.

— Я действительно считаю, что ты не должна никуда ехать одна, пусть даже и на день, — с теплотой в голосе сказал шериф Мур.

— Ага, значит, теперь я чокнутая? — Джессика вздернула подбородок и поправила прилипшую к телу желтую майку на тонких бретелях. — Отлично!

Она не хотела показывать свое раздражение, но оно все же прозвучало в голосе. Шериф не услышал ни слова из того, о чем она говорила.

— Ах, милая, ну что ты… я не сказал «чокнутая». Я считаю, что ты устала. Вот и все.