Вероника Мелан - Выстрел (СИ)

— Слушай, ты всегда так много болтаешь?

Сильные руки оперлись на клетчатую скатерть — скрипнули деревянные ножки стола; русые брови съехались к переносице.

— Я не болтаю. Я очень редко… для женщины… говорю.

— Не заметил.

Райна насупилась.

— А что, мне вообще молчать?

— Желательно.

Вот ведь непробиваемый! Она решила подъехать с другой стороны.

— Ведь Барни просил позаботиться…

— А я что делаю?

Взгляд сделался прохладней.

— Разве в понятие «заботы» не входят редкие беседы?

— Может, тебе еще психоаналитика нанять, чтобы выслушивал каждый вечер? И кого-нибудь, чтобы жопу подтирал?

Жесткий рот искривился в усмешке; недоверчиво качнулась голова: вот ведь, мол, пройдоха хитрая, еще и обвинять пытается, — затем человек со шрамом покинул кухню.

Предварительно пригнувшись, чтобы не удариться макушкой о дверной проем.

— Я же говорила — Аарон! — триумфально провозгласила Райна десятью минутами позже, после того, как услышала брошенную в сотовый телефон фразу: «Как что, так все Аарон! Ладно, завтра подъеду…»

Стоило стоящему посреди гостиной мужчине развернуться и бросить на нее полный ярости взгляд, как Райна тут же спряталась за дверью спальни. Со всего размаху хлопнула ей об косяк, еще и на задвижку закрылась. Чтобы не наладили пинка.

Слава Создателю, когда разговор завершился, в комнату, чего она, признаться, боялась, никто ломиться не стал.

(Jean-Baptiste Maunier and Clemence — Concerto Pour Deux Voix)

Следующие несколько дней, вопреки опасениям, запомнились ей скорее светлыми, нежели унылыми.

Морозы спали, и Аарон, наконец-то признавший, что да, он Аарон, отвез Райну в магазин, где купил ей новую меховую шапку (вместо «смешапки», как он называл ее предыдущий вязаный эквивалент), не самый модный, но теплый пуховичок и удобные, без каблука, зимние сапоги. Критическим взглядом оглядел ее, одетую и обутую так, словно Райна собралась в экспедицию к горным вершинам, и удовлетворенно кивнул.

— Вот теперь можешь выходить на улицу.

Райна обрадовалась. Хоть выходить ей было некуда — окрестности пугали, да и дневной свет зимой быстро угасал, — она все же почувствовала некоторую свободу. Аккуратно повесила пуховичок за дверью, поставила сапоги у порога и с любовью провела пальцами по плотному густому меху нового головного убора. После отправилась на кухню, чтобы приготовить ужин.

В эти дни Канн завел новую привычку: приходить днем с улицы, ставить объемистый хрусткий пакет на стул в кухне и заказывать: «Вари!».

И она варила.

Супы, мясо на кости, катала из фарша котлеты, жарила картошку. В процессе с удовольствием вгрызалась в кусок колбасы, который традиционно отрезала и клала на свежий хлеб, чтобы перекусить до ужина.

Канн ел шумно, быстро, со смаком. Вкус еды не критиковал, спасибо не говорил. Просто ставил пустую тарелку в раковину и уходил к себе в комнату-кабинет, где в одиночку, работая, дымил сигаретой. А Райна, помыв посуду, забиралась в знакомое протертое кресло, с каким-то привычным удовлетворением оглядывала взглядом гостиную — корешки книг, фигурку солдатика на полке, пыльный барометр над изогнутой спинкой стула — и с замиранием сердца и радостным предвкушением раскрывала томик, приобретенный в попавшейся по пути книжной лавке, куда своего спутника она затянула едва ли не силой. Книга оказалась хорошей, интересной, и Райна берегла историю: читала по чуть-чуть, по несколько страниц в день.

— Ну что ты драишь эти полы через день!

— А чего мы в свинарнике живем?

— Ты меня еще ковры на улице выбивать заставь!

— А надо бы, кстати…

— Тьфу! — Аарон выругался так заковыристо, что даже Райна, привыкшая к любившему крепко выразиться Барни, покраснела. — Вообще уже семейная пара!

— А что тут такого?

Отжала над ведром драную тряпку, посмотрела широко распахнутыми глазами на стоящего в дверях мужчину и добавила:

— Купи сегодня в магазине сыра, ладно?

— Тьфу! — Еще раз повторил Канн и скрылся в дверях, а она только сейчас заметила, что они плавно и незаметно перешли на «ты».

Тем вечером она почему-то думала о том, что Райна Канн звучит красиво. Монументально. Почти торжественно. Катала на языке незнакомое, но сладкое, как кубик сахара, сочетание и сама не понимала, зачем примеряет его к себе. Наверное, просто так. От нечего делать. Ни зачем.

Горели на черном зимнем небе далекие звезды. Близился к концу студеный февраль.