Маделаин Монтег - Бог Плодородия

Отпустив ее, Анка направился к мозаичным картинам и замолчал, рассматривая изображения.

Габи наблюдала за ним некоторое время и наконец, пошла следом.

— Я отказался от человеческого мира не из-за того, что смерть Шу-Этну опустошила меня. Она была слаба и мелочна, тщеславна и глупа.

Он колебался, словно оценивал реакцию Габи на свои слова или возможно решая, стоит ли продолжать рассказ.

— Поскольку она была красива, я желал ее, и наслаждался теми удовольствиями, что испытывал, когда был с ней как человеческий мужчина. Некоторое время я полагал, что это соответствует понятию человеческой любви и позволил себе считать, что чувствую нечто большее, чем обычная страсть. Однако, задолго до ее смерти, понял, что был влюблен в само понятие «любовь», а не в Шу-Этну и что она, без сомнения, тоже не любила меня. Да и как можно, когда для нее существовала только она во всем мире?

— Сама Шу-Этну являлась единственной любовью ее жизни, — иронически добавил он.

Лицо Анки приобрело суровое выражение, пока он изучал изображение, запечатлевшее убийство жриц в храме:

— Я покинул человечество, потому что постепенно возненавидел людей, они вызывали у меня отвращение своей жадностью и жестокостью… но главным образом потому, что жаждал уничтожить их всех в отместку за гибель моего сына и знал, если останусь, то сделаю это.

Ревность разрасталась в душе Габи вопреки всем усилия задушить ее, несмотря на утверждение Анки, что он не испытывал к женщине которой подарил ребенка ничего… кроме страсти, как будто этого не достаточно, чтобы она ревновала!

По логике это не должно ее волновать. Все произошло задолго до нее. И она не вправе упрекать его за ту жизнь, которую Анка вел прежде чем увидел ее, и пришел к выводу, что она достойна стать той самой, избранной, еще до того как она узнала о его существовании.

Глупо или нет, однако Габи все же ревновала и по-прежнему чувствовала себя обманутой, так как та женщина носила его ребенка. И ничего не могла с этим поделать.

Однако большую боль ей причиняли страдания Анки. Как она могла не волноваться о нем? Взяв его руку, Габи на мгновение прижалась щекой к его ладони, прежде чем повернуться и поцеловать в ее серединку.

— Мне очень жаль.

Анка посмотрел на нее с легким удивлением.

— Из-за того, что произошло. Из-за сына, которого ты потерял.

Сдвинув брови, он с любопытством поинтересовался:

— Ты же не имеешь к этому никакого отношения. С чего бы тебе чувствовать вину?

Габи проглотила комок в горле:

— Потому что я тоже — человек. Но… — она заколебалась, — а еще, мне больно из-за того, что ты испытываешь боль.

Она отпустила его руку.

— В общем… за все то время что мы были вместе, я считала, что ты существуешь за счет людей, однако на самом деле люди использовали тебя. Чему другому ты мог научиться, находясь среди них?

Анка выглядел, разрывающимся между облегчением и неверием, оттого что Габи простила его, радостным, но несколько сердитым, вероятно из-за такой оценки его образа жизни.

— Ты не должна торопиться оправдывать меня, — пробормотал он. — Вероятно не стоило, если только…

Он запнулся и покачал головой.

— Я придаю большое значение твоим словам, хотя, несомненно, я был потребителем и не достоин твоего великодушия. Я сам никогда не смогу простить себя за то, что мое высокомерие едва не стоило мне самого ценного, что мог предложить этот мир.

— Тем не менее, вопреки тому, что ты думаешь, использовать кого-то… или быть использованным по определению не «зло». Пока это приносит пользу обоим, это — правильно. Давать и брать не только естественно, это приносит удовлетворение. Единственное, что при этом является неправильным, это брать без отдачи, брать, не имея на это позволения.

— То, чем я занимался — неправильно и ничто совершенное мною ранее, не делалось по справедливости — да, я возмещал людям все, но не предоставлял им выбор.

Затем он замолчал, и Габи почувствовала, как ужасное чувство потери охватывает ее. Она бы радовалась, что Анка узнал и понял теперь, по какой причине ей было так трудно принимать его поступки, если бы понимание также не означало окончательного прекращения отношений между ними, а это нечто такое, с чем Габи думала ей трудно смириться.

— И что сейчас ты намерен предпринять? — спросила она с отчаянием.

Анка обернулся, задумчиво глядя на нее. Затем мягко притянул ее к груди, крепко сжав на мгновение в объятиях.

— То, что, знаю, мне необходимо сделать. — Он громко сглотнул. — Я хочу, чтобы ты покинула это место, Лунный Цветок. Находиться здесь для тебя опасно.