Вероника Мелан - Мистерия

— Что ты можешь сказать о женщине?

Лысый сморщенный старик, поглаживая жидкую седую бороду, сидел в покрытом протертым покрывалом кресле и смотрел слепыми глазами в никуда. То было его любимое кресло, а на лице застыло требовательное и одновременно загадочное выражение.

Тайра бросила на него удивленный взгляд и тут же вновь повернулась к окну, чтобы успеть рассмотреть незнакомку.

— Невысокая, не толстая — тулу обвивается свободно. В руках корзина с фруктами, на ногах плетеные сандалии.

— Еще.

— Она застыла у дверей лавочника, задумалась о чем-то. Вижу черную прядь волос.

— Еще.

Что еще?

— Молодая, судя по запястьям. На пальце кольцо — наверное, чья-то жена. Или хорошо устроившаяся кхари…

— Это все?

— Все? Да, все. А что еще?

Наверное, незрячему старику нет лучшего развлечения, нежели сидеть в кресле и слушать о том, во что одеты проходящие мимо его дома люди. Один все-таки. Она предлагала ему почитать, но Ким в ответ на подобное предложение каждый раз качал головой.

— Смотри внимательнее, Тайра.

Та вновь напрягла зрение и почувствовала укол раздражения — на что смотреть? Она описала все, что видела. Детально, подробно, даже красочно. Может, ему хочется узнать, красива ли девушка, но Тайре не видно лица — его скрывает платок.

— Что ты можешь добавить?

— Я… Ничего, Ким. Ничего.

Он сам просил называть его так и настоял на обращении на «ты». Поступился законами и условностями, отмел их, что называется, с порога.

— Вот именно, Тайра. Ты не видишь ничего. А все потому, что ты смотришь человеческими глазами и слушаешь человеческими ушами. А когда ты так делаешь, ты не увидишь большего, нежели то, что показывают тебе человеческие глаза и человеческие уши, а это, по большей части, скучная и бесполезная информация.

Несмотря на свои недолгие и достаточно убогие в плане опыта пятнадцать лет, Тайра была вынуждена согласиться.

— Да, бесполезная. Но чем тогда смотреть? Все смотрят глазами.

— Вот именно! И все видят то самое «ничего».

— Не понимаю, Ким… Чем же тогда я должна смотреть?

— Ты должна смотреть ощущениями.

Тайра втянула пропахший сухой лавандой воздух и медленно, чтобы не выдать раздражения, выдохнула его.

— Как можно смотреть ощущениями? — Она не понимала, о чем он говорит. Хотела, но не могла понять. — И что тогда можно увидеть?

— Что? — Старик в кресле улыбнулся. — Многое. Например, то, что эта женщина полна сомнений. Ей всего двадцать восемь лет, но большую их часть она прожила в страхе. Она не хочет идти домой, потому что там ее ждет…

Речь на мгновенье умолкла, будто Ким всматривался во что-то видимое ему одному, затем послышалась вновь:

— … ее ждет муж, который постоянно обвиняет Лейру в изменах.

— Лейру?

— Ее так зовут.

— Как?.. Откуда?..

— Она купила апельсины и несколько груш, верно? У нее остались деньги… В целом у нее небольшое скопленное состояние, состоящее из… хотя это не так важно — пусть копит дальше. После похода на базар у нее осталось с собой несколько медяков, на которые она раздумывает купить мясной пирог — считает, что это сможет утихомирить ярость мужа…

— Как ты узнал все это, Ким?

Тайра слушала, затаив дыхание, но старик и не думал ничего пояснять.

— Но скандал все же состоится. Сегодня вечером ее побьют, а завтра она примет важное решение — уйдет из дома. Ох, — он вдруг притих и разочарованно покачал головой. — Но ей бы лучше не уходить. Лейра доживет до тридцати одного года в том случае, если не решит принять еще несколько важных решений, но ее текущих сил на это не хватит. Значит, ей либо поможет что-то со стороны, либо тридцать первый год станет последним годом ее жизни.

Лейра. Двадцать восемь лет. Через три года смерть.

Пятнадцатилетняя Тайра стояла у окна оглушенная.

Кажется, она только что сделала важное открытие: мир шире, глубже и необъятнее, чем ей до этого момента казалось. Мир просто поразителен, если можно видеть такие вещи, если можно уметь так много. Но как? Как?

К креслу она поворачивалась, ни жива и ни мертва от волнения.

— Скажи, Ким, как ты это делаешь?

— Я смотрю на людей не глазами. Я смотрю на них ощущениями.

— А этому можно научить? Или же это дар — либо родился с ним, либо нет?

Слепые выцветшие глаза казались безмятежными: они смотрели туда, где, как выяснилось, хранились залежи недоступной другим информации.

— Дар есть у всех, Тайра. С ним рождается каждый. Но скажи, что будет с посаженными в почву семенами, если их не поливать? Пусть даже там тысяча семян?