Марина Попович - Любовь играет в прятки

За окном падали холодные капельки слепого дождя, где-то на западе, облака белоснежного цвета сгущались в тучи, словно угрожая закрыть ярко светящее теплое солнышко и полновластно завладеть небом. Открыв веки, сон совсем испарился, оставив на душе только одну уверенность — все будет хорошо.

Крики матери, Виктории Владимировны, стащили меня, прогульщицу, с постели окончательно:

— Ты в этом семестре еще не была на учебе! Соберись! Ну! Давай, девочка! За что мне это? За что? Ну как ее доставить на учебу? Милочка, прошу, поднимись!

В универе были противные ректорские контрольные работы, без сдачи в этот же день, вылет с дверей заведения гарантирован.

Мачеха у меня миловидна женщина тридцати восьми лет, хотя внешне выглядела на двадцать девять максимум. Ее черезмерное увлечение операциями и косметическими салонами дает потрясающий эффект! Винтажное украшение из мелких бриллиантов поддерживало длинные белокурые волосы, собраны в изящную так называемую греческую прическу. Выразительные черты овального лица с тонкими скулами и четкими линиями подбородка подчеркивал классический макияж: тщательно выкрашенные карие глаза с ярко- красными губами, в тон лаку на ногтях. Худую, подтянутую фигуру облегало черное деловое платье из шелка, едва касающееся колен с бусами — воротником на шеи, дополняли образ бежевое туфли на невысоком каблуке без излишеств, но очень популярного дома моды в Милане и такого ж цвета сумочке-кланче. Почти все принимали эту даму за мою родную старшую сестру. Это жутко выводило с себя. Она мне такая родственница, как пес Тузик муж попугаю. Немного людей знали о втором браке отца. С прошлой супругой, моей родной мамочкой, он пробыл в браке пять лет. Она, родив на свет двух детей: меня и брата, умерла при родах третьего сына вместе с ребенком. Викторию Владимировну по собственной глупости с любимым братиком Максимом мы случайно назвали мамой, чтоб отпроситься гулять во двор, а родитель принял это за знак, вскоре сыграв вторую пышную свадьбу, и прожил с Викторией шестнадцать лет. Характер мачехи вспыльчивый, властный, общем, совсем не масло.

Иногда, я чувствую себя Золушкой, очень современной Золушкой. Если та убиралась все время и ей запрещали посещать балы, то у нас в доме убирает прислуга, а мои обязанности ходить по балам — приемам и закадрить того, на того эта женщина покажет пальцем. Но, у нее ни разу не вышло меня засватать, чем я очень горжусь. Не зря, еще до прихода, изучаю план эвакуации здания! Хоть мачеха всегда считала нас своими, но часто перегибает палку в воспитании и отношении. В своих собственных детях Виктория не нуждалась, особенно в этом убедилась, когда увидела фигуры своих подруг после родов.

— Вид у них стал кошмарный! Хорошо, что у меня уже есть наследники! — говорила Вика, на ухо еще живому мужу, как-то в одном из бомондских приемов у высокопоставленного чиновника страны.

Очередная служанка подбежала ко мне помочь подняться.

— Вам что-то помочь?

— Принесите мне зубочистки! Вставлю в глаза или подержите мне веки! Когда это спать по утрам стало не модно? — морщась от противного солнца, я заставила себя принять долгожданное вертикальное положение с раза едок восьмого, с трудом отклеившись от кровати.

На минуту даже у этой деловой женщины — мачехи в глазах мелькнуло, что я спящая одно целое с постелью. О, да! По утрам, после двух часа сна, мое тело превращается в улитку: панцирь — кровать, тело липкое и приклеенное к этому одному из лучших мебельных чуд человечества. Прогнав подобные мысли, не природные ее голове, Виктория вытянула вперед свои руки клешни, намереваясь придать мне более женственного вида — запихнуть под прицел личного имиджмейкера. Какой имиджмейкер в такую рань? Хочется спросить: «Ты больная?». Я мечтала только об одном: откусить всем головы и став улиткой, поползти в свой домик два на два метра под теплое одеяло. Конечно, я отбивалась, как могла с протестами и предпочла вместо макияжа делать вид, что пишу дневник.

— Сон записываешь?

Об моих особенностях памяти знали все в доме. Моя беда в том, что не запоминаются сны, очень редко бывает, помню, лишь те пару минут пока окончательно не проснусь. Причем только «сны наяву» и запоминались хоть немножко. Меня это кошмарно злило, больше, чем ранние поднимание с кровати чтобы не опоздать туда, куда не хочу топать. Четыре года назад, я решила разобраться в своих снах, мне было мало психологов и остальных специалистов — и документы на поступление были сданы на психологический факультет, чем вызвала у матери негодование. Виктория не была против самостоятельного выбора профессии, но вот самостоятельный выбор русского университета, а не заграничных их конкурентов, привели мачеху первые в жизни в истерику.