Ольга Грибова: День гнева

В этот момент ручка одного из пакетов не выдержала тяжести, раздался треск, и продукты попадали на асфальт. Ярко-красные как стоп сигнал светофора яблоки, припасенные для «Шарлотки», покатились в стороны.

Она присела на корточки, подобрать продукты. Длинная тень упала на мостовую, загородив солнце, и Лиза посмотрела наверх, в чем там дело. Над ней стоял парень с противоположной стороны улицы. Когда только успел пересечь дорогу?

С виду ему было не больше двадцати. Он был чертовски хорош собой, будто кто-то специально постарался, создавая его. Все в нем было удивительно гармонично. Даже дерзкая ухмылка на тонких губах, не вызывала неприязни.

— Вам помочь?

Он наклонился, подобрал яблоко и несколько секунд любовался сочной кожурой. Задумчивая улыбка не покидала лица, пока он изучал фрукт.

— Спасибо, я сама, — выдавила из себя Лиза.

— Я настаиваю.

Голос молодого человека был низким, грудным. По спине побежали мурашки. Похмелье, мучившее с утра, отступило под действием страхом. Сердце сжалось в груди до отчаянно пульсирующей точки. Теперь она отчетливо видела: внешняя привлекательность парня насквозь пропитана дьявольщиной. Лизе показалось, что она уже встречала его, но где и при каких обстоятельствах не помнила.

Глаза молодого человека недобро сверкнули. Что за странный у них цвет — оливковый.

Парень протянул руку с яблоком, предлагая ей взять фрукт. Лиза колебалась несколько секунд, прежде чем забрать яблоко. Стоило пальцам коснуться запястья молодого человека, как он крепко схватил ее за руку и дернул на себя. Подчиняясь силе, она поднялась с корточек, шагнула вперед и повалилась на незнакомца. Его губы были всего в паре сантиметров от ее уха. Дыхание щекотало кожу. Она застыла, не дыша в его объятиях.

— Он передает тебе привет.

Бархатный голос разбередил память. Еще не стихло последнее слово, а все уже встало на свои места. Парень был вылитый отец. Внешность, манеры, тот же голос. Кровь застучала в висках: это последняя минута ее жизни! Пришло время платить по счетам.

— Ты, ты, — запинаясь, бормотала Лиза, − я знаю, кто ты.

— Приятно это слышать, — он подался назад, заглядывая ей в лицо.

Он улыбался, глядя на нее. Только это была не улыбка, а оскал хищного зверя за секунду до броска к горлу жертвы.

Прохожие огибали странную пару. Они не видели их, словно Лиза и молодой человек переместились в другое измерение. Сопротивляться было бесполезно. Даже если она закричит, вырвется из сильных рук, он все равно ее настигнет. Не сейчас, так позже. Когда она будет совсем одна. Или еще хуже — рядом с ней будет дочь. Эта мысль парализовала. Нет, она не приведет чудовище в свой дом.

Обхватив подборок Лизы, парень наклонился к ней. Поцелуй был мимолетным в уголок обветренных губ, но она мгновенно ослабла. Голова закружилась, будто она в одиночку осушила бутылку водки. В горле пересохло, веки налились тяжестью, и она пошатнулась.

Как бездарно прожита жизнь! Стоя на пороге смерти и вспомнить-то нечего. Разве что дочь… Лиза представила Еву. Несчастная девочка. Страшно представить, что ее ждет.

Парень разомкнул объятия, и Лиза с трудом устояла на ногах. Мир отдалялся от нее, пока окончательно не померк, и она не упала на асфальт замертво.

Женщина угасла на его глазах. Дело сделано. Он отвернулся и зашагал прочь, напевая под нос незамысловатую мелодию, и вдруг обнаружил, что все еще сжимает в руке яблоко. Хмыкнув, он надкусил сочный фрукт. Струйка сока стекла по подбородку, он вытер ее рукавом джинсовой куртки и облизнул губы. Давно он не ел таких вкусных яблок. Он запрокинул голову, подставляя лицо под жаркие поцелуи солнца, и улыбнулся. Лучшего денька для смерти и придумать нельзя.

Что она чувствует? Этот вопрос Ева задавала себе снова и снова, но ответ не получала. Люди с состраданием смотрели на нее. Говорили о том, как тяжело шестнадцать лет потерять мать, а она не могла разобраться в эмоциях. Должно быть, это шок. Она придет в себя, и горе навалится подобно снежной лавине. Но глубоко внутри она подозревала: этому не бывать. Стоя над свежевырытой могилой матери, она ничего не чувствовала. Совершенно ничего. Абсолютный ноль.

Она плохая дочь. Худшая из возможных. Ева подняла голову к солнцу, нарочно открыв веки, и всматривалась в ослепительный блин до рези в глазах. Может, так она заплачет? Детям положено плакать на похоронах родителей.

Гроб опустили в могилу. Ева бесстрастно следила за тем, как мать покидает ее жизнь. Теперь одна на всем свете. От страха приподнялись волоски на руках. Что с ней будет? Ее отправят в детский дом? Шестнадцать лет не подходящий возраст для начала самостоятельной жизни.