Беттина Белитц - Чертовски ангельски (ЛП)

Что ж, странно. Когда я тайно проводила Билли и Сердана к бабулькам и дедулькам в подвал, Сеппо тоже должен был сгибать коробки для пиццы. Совершенно внезапно.

Я бы посмотрела на труп после аварии только с Джузеппе. Но никогда в одиночку или с другими. Билли бы только посмеялся и стал бы рассказывать всякие анекдоты, а Сердан не сказал бы ни слова. Сердан никогда ничего не говорил, и меня это не тревожило. Но оказавшись лицом к лицу с растерзанным мертвецом, его молчание бы нервировало. Даже я боялась трупа из автокатастрофы. Но в основном к папе доставляли очень старых бабулек и дедушек, которые мирно уснули в своей постели. Я не знала, как он это делал. Может быть, он утаивал от меня других мертвецов. Во всяком случае, у меня не получилось заманить Джузеппе новой бабулькой, а мы уже повернули на нашу улицу.

— Завтра я сделаю это, — сказала я спонтанно. — Завтра.

— Что? — спросил Сеппо, проведя рукой по густым черным волосам. Мне пришлось посмотреть наверх для того, чтобы увидеть его глаза. Надеюсь, что скоро немного подрасту.

— Мой осенний забег.

— Ты не сделаешь этого, — Сеппо недоверчиво покачал головой. — Нет, Катц, ты не сделаешь этого.

— Конечно сделаю. Ведь сейчас осень, не так ли? — ответила я и показала на деревья у обочины дороги. Они почти потеряли все листья. Более осенней поры быть не может. Более осенняя пора — это уже зима. А я во все времена года делала очередной забег «Люси». Я твердо это решила. Мой весенний забег закончился в приемной первой медицинской помощи. Вообще-то все шло довольно хорошо, до того момента, когда в узком переулке я захотела перепрыгнуть с подоконника одного дома на подоконник дома напротив. С прыжком было все в порядке. Но приземление оказалось катастрофой. Результатом стали две рваные раны, которые пришлось зашивать, ушибы и сломанный безымянный палец. Маме и папе я рассказала, что споткнулась о пожарный гидрант.

Летний забег был гениальным. В него я вставила три дерева. Мой второй конек. И поэтому они также называли меня Катц. Я двигалась через заросли как пантера. Единственной проблемой было то, что ветка тополя оказалась хрупкой. Из-за нее мой размах сократился, когда она сломалась. Я ударила обе голени о спинку скамейки вместо того, чтобы приземлиться на нее ногами. Тогда я почти заплакала. По крайней мере, мои голени оказались не сломаны. И то только потому, что в последнюю секунду я повернулась —не знаю как, — и не ударилась поясницей о спинку скамейки. Это могло кончиться плохо. Но не кончилось же.

На самом деле мне каждый раз сопутствовала удача, или удача во время неудачи. И поэтому я решила, что завтра совершу свой ультимативный осенний забег.

— Эй, Катц, у тебя действительно получается неплохо, но... — Джузеппе с сомнением посмотрел на меня. — Лучше оставь эту затею.

Я покачала головой.

— Нет, я готова. Точно. Завтра после второй перемены. Из окна на навесную крышу, затем на фонарный столб, после на строительные леса, вниз на мусорные контейнеры, и наконец, на территорию спортивного зала.

— О Боже, Люси, фонарный столб, не делай этого!

Я тщательно осмотрела фонарь. Там хватало места для моих ног. Не так много, но достаточно. У меня маленькие ножки. И если не будет дождя, то и скользко не будет. Может быть, он немного покачается, но как я уже говорила, держать равновесия я умею.

— Завтра, после второй перемены, — повторила я упрямо.

Мы дошли до пиццерии родителей Джузеппе. Мы жили в узком, темном доме с высокими потолками. Старое здание. В подвале лежали клиенты папы; на первом этаже у него находилось выставочное и коммерческое помещения; над ними находилась наша квартира. Чердак, заваленный всяким хламом, уже несколько лет нуждался в уборке. Но для этого у мамы и папы не было времени. Из своей комнаты я могла видеть дом Сеппо. Он был ниже нашего и выглядел более дружелюбным, но вокруг него всегда пахло чесноком. И, к сожалению, к моему большому сожалению, комната Джузеппе выходила во двор, иначе я могла бы немного за ним пошпионить. Но я могла рассмотреть только ресторан. Мама Джузеппе была практически убежденна, что в пиццерии Ламбарди было бы больше посетителей, если им не приходилось бы во время еды пялиться на катафалк. «Слишком много смерти портит аппетит», — говорила она.

— Ты сумасшедшая, — сказал Джузеппе, когда мы достигли его дома. — Действительно сумасшедшая.

— Может быть, — ответила я, пожав плечами. — Я сделаю это в любом случае. Ты будешь смотреть?