Мишель Ходкин - Возмездие Мары Дайер

Чужие руки хватались за мою плоть, стаскивая с матраса. Сестра кричала, молила не трогать меня, клялась в нашей невиновности и безобидности. Но не успела я толком проснуться, как ее заставили замолчать. Мужчина стукнул ее камнем по голове. Всего раз, но этого оказалось достаточно.

Я ослабла в руках своего похитителя, и тот же мужчина вознамерился ударить камнем меня. Мне хотелось, чтобы он умер.

Его тело содрогнулось, и что-то внутри него лопнуло, а из носа потекли струйки крови. Он уронил камень и застонал, пятясь от меня.

Другие последовали примеру. Я не говорила, не кричала. Просто смотрела на сестру, на ее приоткрытый рот, безжизненное тело, блестящие от крови волосы, и хотела.

Хотела, чтобы они почувствовали то же, что и она. Хотела, чтобы они больше никогда не увидели рассвет, как она.

Я села рядом с ее телом, кладя на колени ее раздробленный череп. Остальные сформировали вокруг нас широкий круг. Затем кто-то кинул камень.

Он пролетел мимо меня. И попал в кого-то другого.

Раздались громкие крики, воздух наполнился страхом. За ночь деревня опустела, а мужчины — убийцы — сбежали, забирая с собой женщин и детей.

Я видела инструменты, но проигнорировала их. Начала копать могилу голыми руками, а затем похоронила сестру прямо на том же месте, где она пала. Проспала вплоть до следующего дня. Даже насекомые меня не волновали. Проснувшись, я пошла по Калькутте в одиночку. Проходила мимо разбросанных тел местных жителей. Кожа над их губами была запятнана кровью, но мухи к ним не подлетали. Не осмеливались.

Я избегала людей. Мылась в своей простой окровавленной рубашке. Лес не давал мне свои дары, потому я бродила по окраинам деревушек и крала их еду. Не обращала внимания ни на что, кроме своего одиночества. Скучала по сестре и по дяде. Но их больше не было, и все, что осталось от моей прошлой жизни, был пепел, пыль, кукла, которую мне сделала сестра, и слова, которым научил дядя, чтобы однажды я могла поговорить со своим благодетелем из Англии.

Этот день наступил.

Я подошла к мистеру Барбари, стоящему на гавани, впервые не ведомая своими наставниками. Он осмотрел мою грязную одежду и спутанные волосы. Я выглядела как дикарка, но разговаривала на его языке четко и ясно. Сказала, что мое обучение окончено. Он отправил меня в ближайшую гостиницу, предупредив, что позовет, когда организует мой переезд в Англию.

В ту ночь я купалась в чистой воде и оттирала свое тело фрезерованным мылом — роскошь, о которой я была наслышана, но никогда не испытывала лично. Я подивилась виду пены на своей коже и волосах, а закончив, легла в кровать голая, позволяя воздуху высушить мое тело. Чувствовала, будто поменяла шкуру, как змея, и эта приведет меня к новой жизни.

На следующий день я обнаружила у двери мистера Барбари, оповестившего меня о смерти моего благодетеля на прошлой неделе. Но меня попросили не волноваться: он позаботился обо мне в своем завещании. Его вдову проинформировали о моем существовании, и она согласилась взять меня под свое крылышко, как сделал бы он. Мистер Барбари купил билет на первый корабль. Он отчалит через неделю, а до этого времени меня предоставили самой себе.

Чтобы развлечься, я взяла оставленный мне мешочек с деньгами и отправилась за новой одеждой и едой быстрого приготовления. После недели в городе мое тело смягчилось, и неудивительно: я то и дело напихивалась жирной горячей едой — как сладкой, так и острой.

В ночь перед отъездом я с особой заботой собрала все свои новые пожитки в небольшой чемодан. Достала куклу из-под подушки, где прятала ее днем, пробежалась пальцами по швам, коснулась ее запястья, запятнанного кровью сестры, и задумалась, какой станет моя новая жизнь без нее.

— Почему за меня платит этот бледнолицый мужчина? — спросила я однажды дядю после поездки в Калькутту на осмотр. Монеты звенели при его шагах.

— Потому что он считает тебя ценным вложением. Такой ты и станешь, когда отправишься к нему.

Я обдумала его слова.

— И когда это случится?

— Когда ты станешь, — ответил он.

— Стану кем?

— Собой.

«Тогда кто же я сейчас?» — подумалось мне.

Проснувшись, первым делом я заметила, что была вся в крови.

Затем то, что меня это не особо беспокоило, хотя должно бы.

У меня не было желания кричать или говорить, молить о помощи или хотя бы спросить, где я нахожусь. Эти инстинкты пропали, и я спокойно провела влажными пальцами по кафельной стене, пытаясь нащупать выключатель. Даже вставать не пришлось. Надо мной одна за другой вспыхнули четыре лампочки, освещая мертвое тело всего в паре шагов от меня.