Карина - Несколько дней в осенней тундре [СИ]

Шеф стоял у окна и, не поворачиваясь ко мне, тихо начал говорить

— Приходил борт, забрал Сайбеля.

— Как он?

— Да как… Так… Ночь с ним не спали. Температура, нога как бревно… Бредил… Похоже,

инфекцию в рану занесли. Блин, меня техника безопасности и так забодала, после этого во век не отмоешься. Надо акт оформлять… Поможешь… Скажи Заславской, чтобы объяснительную написала.

— На чье имя?

— Ни на чье, просто объяснительная в произвольной форме. И сама напиши.

— Хорошо, только смотаюсь за приборами.

— Лады. Тут вот еще что — я звонил в Контору, доложил ситуацию… Они просят помочь со съемкой… У вас много там осталось?

Я сильно растерла лицо руками, раздернула занавески на другом окне и тоже посмотрела на улицу. Ночью упал мороз. Трава была пушистая от инея, лужи украсились кружевной каймой.

— Толком не знаю, не вникала. Кажется больше половины. И все дальние.

— Что делать будем? Кого с ней пошлем? Юсупова или из ребят кого?

— Ты посмотри, как быстро холодает, а ты что, хочешь их бросить в тундре с палаткой?

— Что предлагаешь?

— Дай мне ГАЗ-66, я провезу ее по оставшимся скважинам и помогу провести съемку.

— На нем сварка.

— Баллоны можно перекинуть в ЗИС к электрику.

— А генератор?

— Генератор уже две недели как в ремонте. Забыл? Он же большой за собой на прицепе таскает. Мне нужен этот ГАЗ. У него лебедка “самовывоза” есть.

— А бензин?

— Ты же говоришь, что ситуацию доложил? — я тихо засмеялась, — вот не поверю, что ты не урвал под это дело каких-нибудь благ.

— Хорошо, предположим, бензин я найду, кого пошлем?

— Я же сказала, сама поеду.

— Хватит уже. Набегалась. Ты мне здесь нужна.

— Анатольевич, я этим летом толком дома не была, с буровой не вылезала. Я вкалывала как проклятая и за Жучку и за внучку, всех замещала. Подари мне эту неделю. Обоснования и графики тебе и Ренат красиво нарисует.

— Это тяжелая машина…

— Я водила, знаю.

— Да ты пойми, случись что в дороге… Там мужик нужен…

— Я эти песни всю жизнь слушаю, про то, как вам всем, граждане начальники, не просто геолог нужен, а мужик, который по хрен в нефти бы бродил, — рявкнула я, -

И за шесть лет трудовой деятельности еще ни разу не столкнулась с такой

необходимостью, вступить в эту самую нефть по это самое! Теперь выясняется, что и для того, что бы маркшейдером стать мне тоже бубенчиков в штанах не хватает!

Шеф резко повернулся и тоже повысил голос:

— Я тебе этого никогда не говорил!

— Ты не говорил, зато от других яйценосных особ наслушалась, пока к тебе устроилась.

У шефа желваки на скулах заходили. Несколько минут мы молчали.

— Значит неделя. А там и конец вахты. Когда у тебя отпуск?

— Теперь не знаю, с этим переездом. Очередной я уже пропустила…

Шеф пошел к выходу.

— Так что решили? — спросила я его спину.

— Возьмешь из бурильщиков кого-нибудь.

— Да не нужен нам никто, ты пойми. Двое в кабине — кресла, относительный комфорт,

а кто-то третий и это буду я, не посажу ведь я ее в этот гадюшник, в темном кузове трясется…

— Ладно. Думать надо.

Шеф ушел, я еще какое-то время смотрела на улицу, потом обернулась. В дверном проеме стояла Людмила и внимательно рассматривала меня.

В конечном итоге, нам выделили в полное распоряжение ГАЗ и пять дней сроку на съемку оставшейся площади. Мы рано поднимались, завтракали в столовой, брали термосы с обедом и уезжали на работу. Мне стало не до рыбалки, не до медитаций, глядя в небо, но зато появилась серьезная, уважительная причина чаще смотреть в сторону Заславской, разговаривать с ней. Иногда, правда, засмотревшись на нее, я пропускала жест, которым она просила меня отойти в сторону или подальше, заслушавшись ее голосом, пропускала смысл ее слов или путала колонки с цифрами… Я любовалась на нее, а в душе сначала тихо, потом громче и громче разливалась волшебная мелодия. Мне кажется, это был Моцарт. По крайней мере, что-то очень похожее на Andante из двадцать первого концерта, там так роскошно царствует рояль. Мир плыл и качался в такт с этой мелодией, ее не в состоянии был заглушить даже надсадный рев ГАЗона. Конечно же, ни словом, ни жестом я не выдавала своего состояния. О чем говорить — я влюбилась в женщину… Что может быть ужаснее… Особенно в моем положении… Что может быть прекраснее — я влюбилась…

В тот день мы проспали завтрак и застали на кухне только пустые кастрюли да горбушки. Повара ахали, махали руками, уговаривали задержаться на час, но мы решили не ждать и пообедать у костра. Ближе к полудню, я выбрала место посуше, развела огонь, вскипятила воду в своем видавшем виды чайнике, образца 1917 года. Залила кипятком супы в стаканчиках, кашу в ванночках, разогрела в костре банку тушенки. Сколько раз замечала — на маршруте летит “на ура” то, что дома есть не будешь ни за что. Однажды, мы застряли в пургу километрах в двадцати от жилья в вездеходе со сломанным траком. И до жилья вроде недалеко, и не дойдешь — не видно ни зги. Двое суток сидели в заметаемой снегом машине, растирая друг другу конечности и время от времени выскакивая через верхний люк на рытье ямок в снегу, предварительно обвязавшись веревкой. Проголодались естественно, а из съестного только печенье "Колос" и баклажанная икра. Ничего, съели…