Роузи Кукла - Жизнь с двух сторон

— Боря? — Неуверенно и растерянно спросила Наташка, пристально вглядываясь в лицо девицы.

— Ну, слава богу, признала наконец–то! Познакомьтесь, это мой муж, Альберт…

И от этих слов, таких нелепых и несопоставимых по смыслу, которые никак не укладывались, не доходили до сознания Наташки, она растерянно отступила, почти отшатнулась назад. Потом недоуменно уперлась тупым и ничего не понимающим взглядом в лицо девицы. Секундами спустя, обвела всех, стоящих перед ней, недоверчивым и полоумным взглядом, испытывая некоторое оцепенение и шок.

Догадка, так резко поразившая ее, становилась реальностью и выплывала теперь перед ней чертами такого знакомого и близкого с самого раннего детства лица.

— Боря? Что это за маскарад? Ты зачем это ….

— Да, дай же я тебя поцелую, а то не по — христиански как–то получается…

Борька, или что он собой представлял сейчас в этом удивительном женском наряде, наконец–то отделился от своего спутника и, сделав небольшой шажок, пристукнув каблучком туфель на шпильке, приблизился к ней лицом. Затем, как в замедленной съемке: припал к ней, обхватил и тут же, обдавая ее запахом дорогих дамских духов, прикоснулся своими накрашенными губами к ее лицу…

Она уловила необыкновенно чарующие и нежные запахи дорогой парфюмерии, ощутила необыкновенную мягкость кожи его лица и непривычное, не сильное, совсем уже не Борькино соприкосновение с его телом.

А может это не Борька? — Мгновенно вспыхнула такая спасительная мысль.

Но, неожиданно, почти в самое ухо она услышала от него горячий и страстный шепот:

— Это я, я, дорогая моя девочка! Не бойся! Просто я сейчас стала немного другая…

Шок! Самый настоящий шок испытала Наташка, отчего замерла, не понимая и не ощущая свое тело, почти ничего не соображая.

Этот шок как следствие — от всего происходящего, нелепости услышанного и увиденного!

Потом она почувствовала, что ее тело начало предательски сотрясаться от дрожи, словно в лихорадке. А от ощущений тепла его тела и запахов его лица, которое все еще прижималось, она, испытывая сильное потрясение, обмякла и растерялась. Дрожь в теле усилилась. Потом неожиданно, сама удивляясь своему непривычному тембру и дрожи в голосе спросила:

— Боря! Это ты, ты зачем? — Прошептала, стараясь освободиться с поворотом головы от его лица.

— Все потом! Потом! — Сказал, а потом словно из тумана перед ее глазами снова выплыло, удаляясь, его накрашенное и такое, вместе с тем необычное и в чем–то привычное лицо.

— Что потом? — Спросила неожиданно грубо и резко.

— Все!

— Что все? Объясни? — Снова резко и в том же тоне.

— Все потом!

И обернувшись, все еще удерживая руки Наташки, как бы остерегаясь ее побега, сказал какую–то фразу на английском своему спутнику. Она только успела отметить высокий тембр его голоса и вспомнить смысл этих слов его о дружбе и о детстве.

И они, его слова, такие странные, непривычные, произнесенные с сильным акцентом на английском, произнесенные с его интонацией, и в тоже время почти не похожие на его голос, из–за этого непривычно высокого тембра, запомнились и почему–то врезались в память.

Наташка беспомощно, вибрируя каждой частичкой своего тела, все еще не могла сдвинуться, пошевелиться, опомниться.

Она смотрела и не видела, слушала и не слышала того, кто стоял перед ней, кто разговаривал, спрашивал. Наконец, до нее дошло обращение, несколько раз повторенное и обращенное к ней. Ей запомнилась Борькина фраза о том, что это событие и встречу надо бы отметить.

Отметить? Как странно? — Спросила себя.

А что странного?

Да все! И встреча эта и такой необычный, и непривычный в женском костюме Борька…

Высокий и немного сутулый, чернявый мальчишка сиротливо стоял у доски, уставившись немигающим взглядом в пол.

— Знакомьтесь дети, это наш новый ученик! — Дети оживились и зашумели.

— Тише, тише! А как зовут тебя? — Стараясь как можно спокойней и ласковее, спросила учительница.

— Болька. — Довольно смешно и коверкая свое имя, пропищал это мальчишка.

Тут же поднялся смех и дети наперебой принялись передразнивать, повторяя в разных вариациях это его — Болька…Наташе стало жалко этого мальчишку и она, откинув крышку своей парты, встала и громко, чтобы слышали все сказала:

— Татьяна Петровна, а можно Боря сядет ко мне?

Дети еще сильнее заерзали и кто–то, кажется, второгодник Старкин с последней парты: