Роузи Кукла - Жизнь с двух сторон

— На работу?

— А куда же еще? Ты думала я.… Ну, то приработки, а работа, то для…

— Да заткнетесь вы там, наконец! Женька, выгоню тебя к е…. матери!

— Все, все… Тихо, тихо! Мойся и ложись, я сама все тебе сделаю.…Эх, как же он тебя гад! Точно ведь, Слон! Во как тебя разукрасил, не узнать прямо… Ты, как боксер стала, прямо, с таким носом…

— Да заткнетесь вы, наконец–то?

— Все все, тихо….

— И не орать, я сказала! Тихо чтобы все было…Понятно? А сходите на банку! Нечего ночью выскакивать!

Потом Борька ей шепотом.

— Я пойду, прости, мне надо…

Она ему так же, прижимаясь теплой и мягкой грудью.

— Куда ты собралась? В ментовку, в их обезьянник с такой мордой, а потом на неделю к ним на отработку?

— Какой еще обезьянник, какую отработку, зачем?

— Эх, ты! А я‑то еще подумала, что ты от Ежихи?

— Какой еще Ежихи?

— Да ладно тебе уже с вопросами. Повернись, только тихо и не бойся, перекисью не больно…

Потом он почувствовал, как она к его лицу приложила какую–то марлю, пропитанную перекисью, и стала промокать ею лицо, покарябанное кустами и кулаком Слона.

— Слушай, я чего–то тебя не пойму, у тебя грим что ли, зачем так густо? Что, морда некрасивая и усики колются? Молчи, молчи, а то на язык попадет и отравишься еще. А мне еще перед тобой отслужиться надо за твое спасение и защиту. И не мычи, я не лахудра какая–то, я девушка серьезная и отслужу, раз сказала. Ты что хочешь, чтобы я для тебя сделала? Хочешь, полижу, а хочешь, пощекочу дырочку сзади. Не дергайся и не мычи. Прикольное это. Я, например, первый раз, когда мне сделали так, чуть не кончила. Нет, правда! И щекотно и сладко так, когда там вокруг горячим язычком…

— Все, не надо, хватит! — Взмолился Борька.

— Тише ты, тише! Голос у нее прорезался! Молчи, я сказала, а то нас вышибут с тобой на улицу! Ты местная? Ну и хорошо. Завтра с утра уйдешь, а сейчас.… Слушай, а давай я тебе фейс смажу одним средством таким. Я им тоже как–то намазала, когда мне всю морду разбили и ничего, зажило, как на собаке. Сначала попечет немного. — Говорила она отворачиваясь. — А потом сразу же станет легче. Вот увидишь. Да не бойся ты, я ведь к тебе с благодарностью, и потом, сама уже пробовала. Ну, где там твой фейс?

Потом она удивительно легко и нежно намазала какое–то пахучее приятно зелье. Сначала, как и говорила она, попекло, а потом сменилось на ощущения успокоения и затихания боли.

— Все, теперь сс… и спать! Завтра во всем разберемся. Ну, куда ты? Сказали же — на банку! Ну ладно, давай ты первая, я отвернусь, раз стесняешься. Ну, что ты, присаживайся и давай уже…

— Что, уже? Молодец, а как ты так стоя? Молодец! Я вот…

Так, теперь вот что, ноги свои оботри о тряпку и раздевайся, вместе уляжемся. Я тебя к стенке, а сама с краю. Ну, что ты ждешь, давай уже, а то я замерзаю.

Пришлось Борьке срочно стягивать с себя колготки, остатки юбки и… Рука не поднялась снять блузку. Почему–то ему не хотелось сейчас, чтобы она, его проводница разоблачила с переодеванием. Он шагнул за шторку и полез так, не снимая ничего больше, на холодную и продавленную постель уже плохо соображая от всего с ним происходящего и того, что приключилось с ним за сегодняшний вечер.

Последнее, что он успел отметить, что она горячая, теплая тяжело легла, привалилась, прижалась к нему со стороны спины, обхватив за бедро, и прошептала, целуя в шею.

— Спасибо тебе! Я бы точно влипла в плохую историю без тебя,…Спим, я завтра без тебя никуда не пойду.…С утра юбку твою приведу в порядок …

Потом замолчала и еще что–то промямлила засыпая. И Борька, удивляясь себе, вдруг провалился за ней следом, улетая в какое–то спокойное и счастливое пространство рядом с теплым телом незнакомой и такой приятной женщины…

— Не вставай! Лежи, я сейчас! — Сказала она и тихонечко выскользнула из–под одеяла.

Он видел ее тело в сорочке и как она, поправляя на ходу завернувшийся край ночной рубашки, вышла.

За маленьким, низким окошечком серело. А тело и особенно лицо все еще ныло и как–то тревожно болело. Но при всем том, общее состояние, и он это тут же отметил, улучшилось и значительно. По крайней мере, он это почувствовал, немного сморщив лицо, которое уже так, как вчера, не болело.

Он отвернулся и от осознания своего нынешнего состояния принялся прислушиваться. Сначала он услышал приглушенные голоса. Но то говорила она и так тихо, что он как ни прислушивался, а все никак не мог расслышать, о чем она говорила. Потом он слышал какие–то звуки, как будто бы кто–то передвигал стулья, что–то перетаскивал, открывал створки каких–то неведомых ему шкафов, а потом…