Маргарита Минина - Вертеп. Роман

Мама как-то странно взглянула на меня, но ничего не спросила. И вдруг начала буквально ломать себе руки:

– Ты же знаешь, я ведь никогда!.. Никогда и ни с кем!.. Я даже помыслить себе такого не могла. Сашенька ведь мой единственный. Был и… остается. А тут как бес попутал. АМ вдруг назначил мне свидание. И я пошла, как… дура! Решила хоть раз попробовать, как это бывает. Из глупого любопытства. Так, почти в шутку… Я и не думала ничего такого. А он вдруг повел такие речи… странные…

– Ага, сказал, как он бесконечно одинок…

– Откуда ты знаешь?

– Да знаю. Не первый год на свете живу. А ты… решила самоотверженно скрасить его одиночество. Пожалела… Чисто по-матерински.

– Пожалела. Я еще подумала… Дура! Дура набитая!.. – вдруг взвыла она. – Я еще подумала, что один раз не в счет. Испытать захотелось… напоследок. Пока окончательно не превращусь в старуху. Это даже романом не назовешь.

– Так спала ты с ним? Или нет? – продолжала я задавать свои бессмысленные вопросы, хотя давно уже знала ответ. И видела, что мама близка к обмороку. Но никакой жалости я к ней не чувствовала.

***

– Да, – выдавила она из себя. – Я пыталась с ним порвать. Особенно после того, как прочла эту его книжку. И узнала в ней себя. Ведь ты тоже узнала? Да? Ради книжки этой он никого не пожалел. О, как я его ненавидела! Особенно за то, как он там унизил и высмеял папу. Как себя презирала! Презирала… как последнюю тварь. Я тогда твердо решила положить конец этому блуду. И… не смогла… Доченька, делай со мной, что хочешь! Только бы папа не узнал. Он этого не вынесет. Лучше бы я умерла… Ты его убьешь. О, что я такое говорю? Это я его убью, убила. Если он узнает, то не выдержит. Умоляю тебя, Рита!.. – мама снова залилась слезами и вдруг упала передо мной на колени.

– Ах, он не вынесет? Супруг-рогоносец не выдержит? И ты… С этим подонком!..

– Зачем ты так говоришь, Рита? Да, я все предала. Себя, Сашу, тебя! Всю свою жизнь перечеркнула! И зачем? Боялась, что-то упустить, тварь! Последнее танго. Белый танец… Какая грязь! Не отмыться!.. Бедный Саша, у него сердце пошаливает в последнее время. Но ведь АМ все-таки не подонок? Не подонок же? – умоляюще спрашивала мама, заглядывая мне в лицо. – Зачем ты так… Просто несчастный человек. И он художник. Он ради красного словца… но не о нем речь.

– Нет, речь как раз о нем. Возможно, тебе будет интересно узнать, что этот «неподонок» меня изнасиловал?

– Нет, – прошептала мама, закрываясь от меня руками, как от привидения.

– Да, дорогая мамочка. И не один. Он еще дружка своего привел – историка. Так что они на пару вые..ли твой цветочек аленький.

Мама после этих слов начала медленно оседать, рукой пытаясь нащупать стул, а я продолжала, уже не сдерживаясь:

– Что, сюрпрайз? Не ожидала? Ничего, ты выдержишь! Ведь я же выдержала?

***

Мама заметалась, изо всех сил стискивая уши руками. А потом сказала как-то отстранено, будто ничего не было, будто эта сцена мне привиделась: «Что-то у меня голова разболелась…» И, пошатываясь, вышла из кухни и закрылась в спальне. Через минуту я услышала, как туда прошлепал папа, а потом – его испуганный голос:

– Что с тобой, Жанночка? Тебе плохо? Марго, где ты? Скорей сюда – с мамой плохо.

Я бросилась в их спальню, ужасаясь тому, что только что наделала. Ведь этой правды маме не вынести…

Она лежала даже не на кровати, а на коврике рядом. Видимо, не дошла. В лице – ни кровинки. Вначале мне показалось, что она не дышит. Нет, дышит. Не пугайся, папа, это просто обморок. Сейчас, сейчас я вызову скорую. Все будет хорошо, вот увидишь.

Приехала скорая. Маму привели в чувство, уложили на кровать. В больницу она ехать отказалась.

– Хорошо, хорошо, Жанночка, – успокаивал ее папа, севший рядом с ней, держа и целуя ее руку.

С утра пришел врач. Выписал кучу лекарств. Я бросилась в аптеку. Мама лежала белая, а когда я пыталась к ней подойти, начинала безудержно рыдать и отворачивалась к стенке.

– Марго, что случилось? Что между вами произошло? – спрашивал папа, который тоже был не в лучшем виде. По квартире плыл сильный запах валокордина.

Я в слезах убежала. Через пару дней мама немного пришла в себя. Уже не отворачивалась, когда я к ней подходила. Но молчала. Только иногда еле слышно шептала: «Прости, прости… Господи, что я наделала!..» Или вдруг начинала говорить по-армянски.

***

А через три недели папа ее нашел лежащей без движения среди пустых упаковок и пузырьков от таблеток, купленных мной. Но на этот раз она уже не дышала.