Маргарита Минина - Вертеп. Роман

– Не надо Элька, спасибо. Если мне вдруг понадобится, я сама его найду, – попыталась улыбнуться я. – Но сперва попробую без посторонней помощи с этим разобраться.

***

Наконец, прошла та страшная весна, когда умерла мама. За ней пролетело и лето. 1 сентября я начала учительствовать в 5—6 классах.

Поначалу я мечтала, как буду сеять в юных душах «разумное, доброе, вечное». Тешила себя надеждой стать для них другом и наставником. Пыталась как-то их заинтересовать. Увы и ах! все мои старания были тщетны. Увлечь моих воспитанников хоть чем-то оказалось безнадежным делом.

Хорошо еще, что на уроках они сидели тихо, но и то только потому, что были углублены в свои телефоны. Вначале я пыталась сопротивляться, отнимала у них гаджеты, ставила двойки и вызывала родителей. Но все напрасно. В конце концов, я смирилась, и между нами был заключен негласный договор. Я автоматически что-то бубнила, не пытаясь привлечь их внимание. А они продолжали сидеть и переписываться со своими приятелями в интернете.

Их будущая судьба вырисовывалась достаточно ясно – менеджеры по продажам, офисный планктон. Скажите, зачем им литература? И зачем мне метать перед ними бисер? Словом, за эти четыре года я превратилась в скучную училку литературы в скучной школе. И тут тупик…

***

– Марго, вам было 22, когда случилось это несчастье с мамой. С тех прошло почти 5 лет. Что же произошло за это время в вашей жизни?

– Боюсь вас, Голос, разочаровать, но ничего. Совсем ничего. Это было время пустоты вокруг меня и мрака, вернее, ада внутри. А больше и вспомнить нечего. Словно оно все с грохотом ухнуло в мусоропровод. И следа не осталось.

– Увы, так происходит почти всегда и почти со всеми. Живет человек, что-то делает, копошится, вроде занят, что голову поднять некогда, а потом, глядишь, вроде как и не жил.

– Ага, жизнь, как активная стадия небытия. Правда, в последний год как раз случилось немало событий. В качестве издевательской компенсации за предыдущие четыре или пять лет «простоя».

– Что ж, отрадно слышать. Ведь движение все-таки лучше мертвенной пустоты. Не так ли?

– Вовсе в этом не уверена. Но как бы там ни было, изложу происходившее и происходящее со мной в порядке поступления.

***

Психиатры считают, что главный признак шизофрении – расщепленность сознания. Говорят даже о раздвоении, а то и растроении личности. Как часто бывает, задолго до ученых это явление было описано в художественной литературе. Знаменитый роман «Странная история мистера Джекила и доктора Хайда» Роберта Стивенсона (того самого, который «Остров сокровищ») – классический и самый яркий пример. Полвека назад сенсацию в мире психиатрии вызвало обнаружение реальной множественной личности – в одном человеке, вернее, в его сознании, обреталось сразу несколько непохожих, а порою и несовместимых друг с другом личин.

Это все захватывающе интересно, и я даже когда-то опубликовала на эту тему статью. Но сейчас я не об этом. Нет, шизофренией я не страдаю – хоть от нее бог миловал. Но в моем случае дело обстоит еще безнадежнее. Я уже давно поняла, что у меня произошло расщепление сознания и тела. В полном соответствии с формулой, придуманной каким-то знатным большевиком: «Верхи не могут, а низы не хотят».

«Верхи» – это сознание. Оно отдает телу приказы и рассылает ему всякие указания. А тело должно послушно подчиняться. Но мое тело игнорирует эти приказы и подчиняться отказывается. Сознание хочет – родить ребенка, испытать удовольствие от секса. И не может – пасует перед своеволием тела. А тело как раз может, но не хочет – ни беременеть, ни чувствовать.

На самом деле все обстоит еще хуже. Я не случайно пару раз при описании бесчувственности моего тела употребила слово «почти». Потому что иногда оно все же что-то чувствует. И пусть это что-то не более чем жалкий суррогат того, что я испытывала прежде, но все-таки какой-то отклик возникал, а, значит, тело не было совсем уж бревно бревном. Увы, чтобы ощутить этот отклик, сознание должно выполнить некое условие, совершить то, чему оно всеми силами противится. Ибо его выполнение куда более унизительно, чем даже моя готовность лечь чуть ли не под первого встречного. А всего-то требуется, чтобы сознание воспроизвело во время соития картинку моего изнасилования, совершенного когда-то АМ и КА.

Каждый раз во время очередного совокупления я корчилась от отвращения, пытаясь стереть всплывающее помимо моей воли из потаенных глубин памяти это чудное мгновенье . И каждый раз сдавалась и допускала эту картинку в свой мозг. Словом, чтобы испытать хоть какие-то ощущения мне необходимо воссоздать ту гнусную сцену. И чем ярче выходит эта картинка, тем сильнее на нее откликается тело. Что может быть постыднее? Ведь чуть ли не ежевечерне эта мерзость заново оживает в моей голове, но мало того – я еще силюсь разглядеть и «упиться» самыми унизительными для меня подробностями. Вот почему я никак не могу забыть ни эту сцену, ни обоих действующих в ней персонажей. Да, я их ненавижу, но одновременно только с их помощью могу достичь моего жалкого удовольствия.