Диана Гэблдон - Шотландский узник (ЛП)

Но ему было не до того. Он так отчаянно пытался найти уединение, пока Клэр не покинула его, что не заметил бы и медведя в двух шагах, при условии, что тот не попытается ему мешать.

В курятнике закричал петух, ему отозвались еще двое. Сонное «О, фа-а-ак» раздалось с соседнего тюфяка. Кто-то сел с громким шелестом, и Хэнкс Хоукин громко закашлялся. Он много курил, когда мог себе это позволить, и ему требовалась добрая четверть часа, чтобы прочистить горло по утрам.

Джейми глубоко вздохнул, размышляя. Потом отбросил свое одеяло и встал, его ждал интересный день.

Лондон, Аргус-хаус,

Резиденция Гарольда, герцога Пардлоу.

Лорд Джон Грей осторожно потянул ленточку лежащего у него на коленях пакета, словно это была бомба. На самом деле, содержание конверта могло оказаться более взрывоопасным, чем черный порошок, оснащенный взрывателем и предохранителем. Вероятно, его мысли ясно отразились на лице, когда он передавал сверток брату, потому что Хэл остро взглянул на него, приподняв бровь. Однако, он ничего не сказал, нетерпеливым жестом сорвав оберточную бумаги и склонившись над толстой пачкой густо исписанных листов бумаги.

Грею невыносимо было смотреть, как он читает посмертные записи Чарльза Карруотерса, и видеть, как все больше хмурится брат. Он встал и подошел к окну библиотеки, выходившему с сад, стараясь не слышать шороха переворачиваемых страниц и случайных богохульных слов за спиной.

Трое сыновей Хэла играли в тигров и охотников, выскакивая друг на друга из кустов с пронзительным ревом, а затем с радостным визгом и криками: «Банг! Получи, полосатый сукин сын!». Няня сидела на берегу пруда, бдительно удерживая малышку Дотти за край платьица, она посмотрела на охотников, но лишь устало закатила глаза. «Яблочко от яблони недалеко падает», явно говорило выражение ее лица; она снова погрузила руку в воду, подманивая золотых рыбок, чтобы Дотти могла бросать им кусочки хлеба.

Джону захотелось оказаться там вместе с ними. Это был редкий в начале апреля теплый день, и он почувствовал пульсацию крови, зовущей его выйти наружу, пройти босиком по молодой траве. Войти голым в воду… Солнце стояло высоко, заливая теплом комнату через стекла французских окон, он закрыл глаза и повернулся к нему лицом.

Сиверли.

Это имя всплыло под его веками в калейдоскопе человечков, размахивающих шпагами, с мешками денег, непристойно топорщившимися под полами камзолов. Один или два мешка упали на землю, из одного посыпались монеты, другой был полон маленькими дисками, больше похожими на тарелки из кукольного домика. В груди каждого человечка торчал нож.

Хэл богохульствовал по-немецки. Должно быть, он читал о приобретении винтовок. Немецкие ругательства были зарезервированы для особо тяжелых случаев, французский язык он использовал для незначительных неприятностей вроде подгоревшего ужина, а латинский для официальных оскорблений в письменном виде. Минни не позволяла ни Хэлу ни Джону браниться дома по-английски, не желая, чтобы мальчики усваивали низкие привычки. Джон мог бы сказать ей, что эти меры запоздали, но не делал этого.

Он обернулся, чтобы увидеть Хэла, бледного от ярости, с листком бумаги в кулаке.

— Как он посмел? Да как он посмел?

Холодок сомнения растаял в груди Джона. Его брат считал собственный 46-й полк своей своей кровью и плотью, невероятно, чтобы он мог проигнорировать или смириться с должностными преступлениями в армии. Реакция Хэла успокоила его.

— Ты веришь Карруотерсу, не так ли? — Хэл смотрел на него. — Ты знал этого человека?

Да, он хорошо знал Чарльза Карруотерса.

— Да, я сразу поверил ему, когда он рассказал мне о Сиверли в Канаде, и это, — он кивнул на бумаги, рассыпанные на столе перед Хэлом, — вполне подтверждает его слова. Можно подумать, что он был юристом, так он дотошен.

Он все еще видел перед собой лицо Карруотерса, белеющее в полумраке его мансарды в маленьком гарнизоне Гареона, измученное болезнью, но полное решимости прожить достаточно долго, чтобы увидеть, как свершится правосудие. Чарли не дождался, но он прожил достаточно долго, чтобы описать каждую деталь дела против майора Джеральда Сиверли и доверить эти записи Грею.

Он был запалом, готовым взорвать эту бомбу, и он был слишком хорошо осведомлен, что случилось с другими запалами, как только их обнаружили.

— Что это? — Хэл хмурился, глядя в один из документов. Грей отложил книгу и подошел посмотреть. Бумага была исписана почерком Карруотерса так же тщательно, как все остальные; Карруотерс знал, что они послужат доказательством в военно-полевом суде, и приложил все старания, чтобы писать разборчиво. Да, буквы были написаны разборчиво, Грей легко мог сложить их в слова. Но сами слова были ни на что не похожи.